Пляс Нигде. Головастик и святые

Он стал моим учителем уличной жизни, от него я узнал, какие поступки в этом мире считаются ОК, а какие – нет, что говорить девушкам и как выпутываться из неприятностей. У Ивана вся жизнь из них состояла: его били и арестовывали, за ним гонялись разъярённые пушеры, которых он кидал, но никогда я не замечал страха на его лице. Он был такой невозмутимый красавчик, как будто смотришь фильм-нуар, – чёрная щетина на подбородке, отстранённый вид, револьвер на кончике указательного пальца, девчонки писали кипятком под его взглядом. Но подружка стояла на страже, готовая драться за любовь, – та, 14-летняя; она сбежала от родителей, абсолютно бездомная дурочка, и они с Иваном всё время были вместе, кроме тех моментов, когда он сматывался от гангстеров или его забирала полиция. Но он всегда возвращался. Ленивой походкой ковбоя. Я сделал десятки его портретов. – Натан открыл альбом, который держал в руке. – Этот, пожалуй, лучший – с его любимым пистолетом. А это Моника пускает мыльные пузыри; она часто позировала мне, одетой и обнажённой, но голые снимки я не мог тогда включить в книгу. Мы были очень близки – и часто путешествовали по радуге, пока нас не разлучил героин. Ребята крепко подсели, особенно девочка. Продолжение истории нравится мне гораздо меньше. Иван получил срок, она торговала собой на улице… Но эти двое хотя бы остались живы. А для некоторых лето любви оказалось последним. Взять хотя бы Груви, который был достопримечательностью Деревни, – люди шли к нему за кайфом, мудростью, ЛСД, любовью и амфетамином. Он был гением места, вроде дельфийского оракула, но у него ещё и кислоту можно было взять. Однажды вечером я случайно встретил его на улице и сфотографировал через прутья парковой ограды. Получилось очень выразительно. А на другой день – я ещё плёнку не успел проявить! – в новостях сказали, что Груви зверски убит вместе с подружкой в котельной неподалёку отсюда. Их обнажённые тела лежали на полу, с раскинутыми руками и ногами, как два креста. Головы расплющены кирпичом. Дикое зверство, осенью 67-го об этом писали во всех газетах. Линда, девушка Груви, была из такой богатой семьи, что её родители нипочём не нашли бы Нижний Ист-Сайд на карте Нью-Йорка. Но как-то раз она съела марочку и вообразила себя колдуньей. Это было в моде. Помните “Ребёнка Розмари”? Все кому не лень заклинали демонов. Некоторые обитатели Деревни утверждали, что им удалось продать душу. Молодые хорошенькие ведьмы по ночам совершали магические ритуалы, совокуплялись с козлом, целовали под хвост чёрного кота, пили кровь. Чего только люди не пробовали в том году. Возможно, Линда и Груви пошли в котельную для чего-то такого – и встретились с духами злобы. Нью-Йорк вообще был опасным городом после захода солнца, а эти места – особенно. Вам могли сделать дырку в черепе из-за нескольких долларов или просто так, от того, что день не задался. Возвращаясь поздно вечером домой, я бежал посередине дороги, по разделительной полосе: мне казалось, что так у меня больше шансов дожить до следующего утра…

Речь Натана текла издалека, как Волга, и впадала в целое море смыслов. Я бы слушал его бесконечно. Но Толик рявкнул “стоп”: пора менять локацию разговора. С камерой в руках он становился авторитарной личностью. Все должны были подчиняться беспрекословно, как дроны. Но, в отличие от них, не имели права жужжать. Во время съёмок моей главной задачей было не путаться под ногами, не попадать в кадр и не встревать в монологи Натана с дурацкими журналистскими вопросами.

– Это не телевидение! – объяснил Толик. – Это кино.

Он снял уже несколько документальных фильмов, в том числе – мой любимый, про заброшенный колониальный отель в Бомбее, где братья Люмьер, впервые в Индии и, кажется, вообще за пределами Европы, показали на большом экране “Прибытие поезда”. Чудесный фильм! Я имею в виду работу Толика и Петера, которая называется “Ватсон-отель” и награждена призами многих фестивалей. Так что – спорить нечего, мой друг знает, о чём говорит. И я склоняю голову перед его авторитетом.

– Яволь, мой кинобригаден-фюрер! – воскликнул я. – Нацюрлих! Ихь бин пойду нахуй. Не буду вам мешать.

Сказал всем auf Wiedersehen и пошёл. Петя стрельнул у меня сигаретку на прощание.

Нет, я не обиделся на Толика и не ревновал друга к дрону – просто в Гарлеме ждала меня Кэт. Ну то есть как “ждала”. Вряд ли сидела, подперев лицо рукой у окна своей светёлки на 118-й Восточной улице. И пасьянс “Могила Кеннеди”, скорее всего, не раскладывала, и на пяльцах не вышивала. И зовут её на самом деле по-другому. Имя “Кэт” родилось случайно, несколько лет назад, когда я был в городе проездом из Калифорнии в Сибирь и, по рекомендации общих знакомых, вписался к ней на свободный диван.

Той зимой Восточное побережье завалило снегом, как в сказке, до самых крыш припаркованных вдоль улицы автомобилей.

– Это ты, сибиряк, снег привёз? – спросила она, открывая дверь.

– Ну, конечно. Прямиком из Голливуда.