Пляс Нигде. Головастик и святые

Когда я пришёл, она без сил валялась на диване. Сегодня у неё были трудные роды в интернете (по профессии Кэт медсестра и подрабатывает онлайн-акушерством), семья русских идиотов решила рожать в ванной, где-то в жопе мира, чуть не угробили ребёнка распиздяйским отношением к процессу. Но вроде бы всё обошлось, и давай выпьем за встречу, что ты там принёс, рада тебя видеть, не помню, где штопор, а если сделаешь мне массаж, будет вообще супер, спину ломит, как будто сама рожала, и расскажи что-нибудь из своей новой книги, я знаю, ты всё время пишешь.

Кэт любит литературу и реально много читает; я это говорю не в осуждение – книги помогают пережить жизнь, вон сколько у неё новых романов, и не только новых, есть и секонд-хенд, я нашёл на полке потрёпанного букинистического Керуака “Satori in Paris”. Забавно, всего пару недель назад со мной произошёл похожий случай.

Кэт допивает вино и ложится на диван лицом вниз. Рассказывай, и заодно помассируй вот здесь, под лопаткой, у меня какой-то зажим в районе сердечной чакры.

Рассказываю. “Сатори” – это японское слово, которое придумали дзен-буддисты. Оно переводится как “внезапное просветление” или “неожиданное пробуждение”, и означает мгновенный переход в состояние Будды. Говорят, это может случиться с каждым, но никогда не известно, почему.

Я словил его в Версале, куда по глупости приехал в субботу и, как только вышел из электрички, сразу понял, что облажался: вокруг было жёлтое море людей, толпа китайцев с телефонами на палочках.

Каменный Людовик, сидевший на коне перед замком, тоже был не в восторге от этой тусы и рукой указывал всем направление к вокзалу: “Va te faire foutre!”[9] Не для вас строили, итить мою маркизу! Но туристы, сама знаешь, страшная сила, они не уйдут, пока не сделают селфи у каждого столба. Трианон скрывался за китайскими спинами, и я решил вернуться в Париж, на свою не туристическую окраину.

Сел перекурить на скамейку, и в этот момент подходит автобус с надписью SATORY на лбу. Так и читается: Са-то-ри. Я протираю глаза, но надпись не исчезает. И тогда я без размышления сажусь в автобус. Мы куда-то едем. Исторический центр заканчивается, за окном – лес, спальный район, опять лес. Пассажиры, какие были, все вышли. Я остаюсь наедине с водителем, тычу пальцем в окно и спрашиваю: “Deja satory?” Он отвечает: “Oui”. Останавливает автобус, открывает дверь – конечная.

Через дорогу какие-то здания за колючей проволокой, люди с автоматами. Это, спрашиваю, кес-ке-се? Водитель объясняет: военный объект, прошу на выход.

Ладно, выхожу, фотографирую l’objet militaire и иду в лес, потому что больше некуда. Расходящиеся тропы выводят на огромное поле без всякой особенной мистики. Я, конечно, загуглил это место, и узнал, внимание – интересный факт: когда-то здесь оторвался от Земли первый человек, смелый французский офицер, не помню его имя, который приделал к паровой машине крылья летучей мыши, сшитые из чёрного шёлка. Примерно за 13 лет до братьев Райт. Казалось бы – виктория! – порвали пиндосов. Но нет, французы ничего не смыслят в пиаре, и даже фоток этого полёта не нащёлкали, поэтому официально рекорд не засчитан.

И вот я иду по первому на Земле аэродрому. Травка зеленеет, точнее, желтеет, золотая осень в разгаре, природа увядает пышно. Вокруг ни души. Я иду через золотое поле, размышляя о том, что меня сюда привело. Зачем я в этой пустоте? Зачем о чём-то думаю? И зачем вообще я? Вот тогда оно и случилось. Прямо передо мной возникла переливчатая радуга, отчётливая, словно ворота, нарисованные в воздухе, и так близко – кажется, можешь в неё войти, как в поток красок, текущий из пустоты и придающий всему форму. И знаешь что? Сделав несколько шагов, я действительно вошёл в неё.

– Ого! И на что это было похоже?

– Всё стало радугой, куда ни посмотри.

– Круто! И ты стал Буддой?

– Я понял, что все мы здесь Будды: и ты, и я.

– Ой, как хорошо! Классная история! У меня отпустило под лопаткой. Ты должен выучиться на массажиста. Значит, мы Будды?

– Ага.

– За это надо выпить.

– Кажется, у нас закончилось.

– Не проблема, идём в магаз.