Он терпеливо, как идиоту, объяснил мне, что в этом и заключается величие Сталина: в его умении исправлять собственные ошибки. Закрыл церковь – понял, что ошибся, – открыл церковь. Назначил Ежова убивать врагов народа, ошибся – расстрелял Ежова. Полюбил Адольфа – разлюбил Адольфа. Для того, чтобы понять мудрость вождя, в первую очередь, нужно отказаться от своего мелкого эгоизма.
В семье большого человека тоже были сидельцы. 22 июня 1941 года его родной дядя ляпнул в недостаточно узком кругу, что войну с Германией мы проиграем: мол, у немцев хорошие самолёты, а наши из говна сделаны. Кто-то написал донос, и всё – дядя поехал на Колыму. Но никогда потом не держал зла ни на Сталина, ни на советскую власть. Войну-то мы в итоге выиграли. Получается, кто был прав? Дядя или Сталин? Конечно, репрессии имели место, но не в таком масштабе, как уверяют вражеские радиоголоса.
Большой человек гордился тем, что ему удалось сохранить веру в коммунизм и приумножить её, все больше убеждаясь в том, что капитализм обречён. Особенно после избрания Трампа президентом США.
– Тут я с вами, пожалуй, соглашусь, – пробормотал мистер Фарб, сильно утомлённый переводом речи депутата Госдумы.
– Вот и хорошо. Рад встретить единомышленника. Америка была нашим другом во время войны, и мы это помним, – использовав королевское “мы”, депутат пожал нам руки тяжёлой десницей и удалился каменными шагами командора.
Мы тоже собрались во внешний мир. Там праздновали 7 ноября. На площади Ленина, между ног гигантского Ильича из серого гранита, начинался геронтологический карнавал под красными флагами. Толик хотел “набрать картинку”. Ещё в Германии, планируя сибирскую часть фильма, он переживал, что к этому времени может не выпасть снег, и картинка получится не такой выразительной, как в фильме “Доктор Живаго”.
Но погода расстаралась для нашего режиссёра. Снега навалило столько, что дворники, бросив лопаты, присоединились к демонстрантам.
Хотя по возрасту мне рановато было участвовать в этом мероприятии, я тоже решил выйти на площадь и прогулять флаг поэтического фестиваля “Пляс Нигде”, который зачем-то взял с собой в эту поездку. Для тепла, наверное. Да и вообще, 7 ноября он вполне уместен возле памятника Ленину. Советский Союз, о котором печалуются коммунисты, такое же эфемерное Нигде, как и мой Пляс.
Ровно эти слова я сказал девушке с микрофоном, подошедшей узнать, “какое движение я представляю”. Симпатичная замёрзшая блондинка, кажется, на радио работает, вопросы глупые, ну так придумайте умные, когда вас отправили делать репортаж с этой унылой тусовки, а вы девушка двадцати лет, вам фиолетово до СССР, и что там было в октябре 1917 года – совсем неинтересно.
Для неё весь XX век был страшной сказкой. Бабушка говорила, что люди тогда жили без интернета и всё время стояли в очередях.
И кто скажет, что это неправда? Может быть, через двести лет только эта фраза и останется в учебниках истории?
Натан развлекался, фотографируя меня с блондинкой и флагом, Толик с Петером, как обычно, снимали Натана. В общем, все снимали друг друга, и не было счастью конца. И нельзя было не пойти в “советскую пивную № 1”, где лучшие дизайнеры города заботливо воссоздали интерьер дешёвой распивочной прошлого века, вплоть до хамки буфетчицы и механической кассы. Замёрзшая девушка, оказавшаяся Дашей, хлебнув портвейна, сказала: а ничего, нормально вы жили, такой ламповый кабачок, даже wi-fi работает, какой пароль?
– Какой-какой! – передразнила буфетчица. – Непонятно, что ли? Конечно, slava kpss!
Мы с Петером взяли по кружке Жигулёвского. Моему немецкому другу нелегко было пить жидкость с ароматом стирального порошка. Но это ничего; зато будет что вспомнить, о чём рассказать родным и близким во Франкфурте.
На другой день, прямо с утра, в студию к Натану потянулись люди из прошлого.
Социальные сети и сарафанное радио оповестили город, да что город – всю страну, о возвращении мистера Фарба.
Узнав об этом, давно покинувшие Новосибирск герои фотосессии 1977 года за свои деньги покупали билеты и мчались в Сибирь самолётами, чтобы успеть на свидание.
Из Минска приехала в новом платье очень красивая Галя шестидесяти лет. Она была из тех девушек без возраста, которые, наивно хлопая ресницами, разводят время, как напёрсточник лоха, и на фотографии им ни за что не дашь больше, чем они сами захотят.
Отложив все дела, из Москвы приехала очень успешная Таня, пиар-менеджер крупной фармацевтической компании.
Из Белграда приехал балетмейстер Казимир.
Из Академгородка приехал карлик, оказавшийся не тем карликом, который снимался у Натана когда-то, и всем стало дико неловко, но он махнул рукой: ладно, не парьтесь, нас, карликов, вечно путают, я давно привык. Да и вам какая разница? Щёлкните меня за того парня. Все мы люди.