Пляс Нигде. Головастик и святые

Он сперва Некраса закогтил и кровь пустил ему из-под рёбер, но парень был с фитилём наготове, успел богу в брюхо пальнуть. У того через дыру сила и утекла. Некрас вынул ножик из сапога, отсёк супостату руки. Шесть срезал, оставил две, как у людей. С тех пор это место Рукибога называется. Когда брат прибежал на шум с верёвкой, они вдвоём сволокли ослабевшего бога в нору и в тёмном углу поставили.

Маськи потом научили, чем кормить, но сначала восемь ран на груди Некраса залечили. Высосали паучий яд, которым у бога намазаны когти. Восемь лопушков приложили к телу, нажевали сонной коры, из уст своих напоили. Некрас заснул до осени богатырским сном.

Наутро шешкупы приползли из леса с дарами природы. Хотели идола своего менять назад. Только Немил не дал, оставил у себя в аманатах. Шешкупы стали покорные, слушались пришельца во всём, но не открывали место, где лежит ихний князь. Да это ничего дело, не к спеху – князь из могилы не убежит. Тут место неплохое – остановимся.

Срубил дом, брата перенёс в горницу. С нескушными Маськами коротал время, запоминал слова их смешные горносталевые. Любить – кыкыка. Это ж надо! А вскорости понесли обе…

4

Они детей рожали не просто так, а вот эдак: поздней осенью, когда по реке шла шуга, и медведь, засыпая, ворочался в буреломе, взяли Маськи из добычи близнецов китайские платки шёлковые, червём сплетённые, сделали рубахи с широкими рукавами. Зелёных и жёлтых перьев нащипали – цельную охапку унесли в баню. Некрасу любопытно было, он через щёлку подсмотрел, как чалдонки ножиком обрили волосы под круглыми животами и наклеили перья на срамные места и лядвия. Оделись в новые рубахи, и обратились к братьям с объяснением, что уходят в лес, а назад появятся только весной.

Указав рукой на Полдень, весёлая Маська сказала:

– В незимней стране появятся наши дети, на берегу великой реки дадим им жизнь.

– Далеко отсюда до незимней страны? – спросил Некрас.

– За три года полчеловека дойдёт, – отвечала Маська, и Некрас смекнул, что, значит, двинутся в путь двое, а заканчивать придётся одному.

– Научи нас летать, – дерзко крикнул Немил.

– Летает тот, кто зимы не знает, морозом не целован. А вы люди холода. Лютая крепость ваших жил не даст вам перекинуться – разорвёт нутро, – сказав так, поклонились братьям, и отправились в лес.

Некрас и Немил никогда прежде не зимовали так близко к Полуночи. Оттого не знали, какие тут скачут по лесу царские шубы, хороводы куниц да горносталей. Потом навострились из лука в глаз, чтобы шкура была цела, стрелить белок и соболей, и про своих масек думать забыли до того весеннего дня, когда треснул лёд и с высоты раздался птичий грай.

Посмотрели в небо – плещутся крылья. Так много, словно сама великая река пожаловала в мрачный край из незимней страны, где люди служат солнцу и пишут книги для мёртвых. От весеннего птичьего крика у северного человека сердце перехватывает, и в горле дрожь. Тоскует он, что пропадёт после смерти. Ибо мастера делать вечных кукол из человеческих тел в этом краю по пальцам считаны и служат только князьям. Прочим – в яме гнить.

Братья обули чуни, пошли на крылатый шум. В лесу была круглая поляна, где снег оттаял. Посреди мокрой земли, на куче перьев, нагие девицы стояли в чёрных масках с длинными клювами. Земля под их ногами дымилась, на руках каждая держала чадо. Дышали тяжело, но глазами стреляли радостно сквозь прорези масок.

– Берите, – сказали Маськи.

Немил руки протянул, а Некрас разгневался, крикнул:

– Птичий выблядок!

Бросил ребёнка на землю. Тот заплакал и обмер.

– Что ж ты, ирод, творишь! – вскинулся на брата Немил.

– Морок прочь гоню! Не бабы это, а злая волшба. Не бывать тому, чтобы птицы родили нам. И тебе, брат, не дам изливать семя в птичье гнездо.

– Да как же ты не дашь?

– Лучше убью тебя, брат!

– Сам тебя убью! – зарычал Немил и двинул Некраса железной рукавицей в лоб. Тот упал, а Маськи подлетели и доклевали.

Дальше они много лет с одним мужем жили. Расплодились в дни силы его изрядно, каждый год летая на зимовье в Египет.

5

Коровинский район, незадолго до конца света 

У нас в районе власть зовут Два Аппендицита. Когда-то она была начальником милиции по имени Александр Степанов, а точнее, Шурка Толстый. Потом решила выбраться в люди. Выбора прошли на высоком уровне современных политтехнологий. Ментовские уазики целое воскресенье развозили водку по избирательным участкам. Ящиками. Кто за Толстого? Подходи – пей. Так и выбрали. Надо было её назвать Судьба человека или Белая горячка, что ли? Ну да ладно.