Пляс Нигде. Головастик и святые

Вы, может быть, интересуетесь, почему я мужика с яйцами в женском роде употребляю? У меня так язык поворачивается. Это ж не человек, а власть. Стало быть – она. Когда об наших выбора́х доложили верхней власти, губернатору, та, бедный пень, минут пять даже выматериться не могла. Только пыхтела и ножкой в лакированном ботинке возила по туркменскому ковру. Потом велела запрягать мерседес, госномер 001, и гнать на север дикой, к нам в гости, чтобы лично натянуть оба глаза на хитрую ментовскую жопу. Однако нашей власти кто-то капнул, что пизда с медным тазом летит к ней, как чёрный ворон, на всех парусах, и она тут же прихилилась в больничку. С аппендицитом. Ничего умнее придумать не успела.

А на другой день старейший районный коновал дядя Ваня Ржач всем рассказал, что своими руками вырезал нашей власти слепую кишку ещё в начальной школе. Тут мы и окрестили её.

У нас в народе имена плохо запоминают. Потому что никому не интересно, какой ты там, по паспорту, иванвасильич. Называют – за дело, по делу и навсегда. Ну, или надолго. Пока не заслужил народное погонялово, типа Иван Грозный, считай, тебя и нету в общественных глазах. Я, например, для всего мира – Головастик. Сейчас расскажу.

6

В девяносто девятом послали меня управлять деревней, которая архиверно называлась Бездорожная. Иначе язык не повернётся сказать. Потому что никаких дорог, хотя бы для смеха на карте нарисованных, туда не вело. При Столыпине, говорят, была конная тропа. Но, как началась Гражданская, население деревни тихо село на жопу и перестало сношаться с внешним миром. Дорога заросла, сначала лопухами и репьём, потом молодыми ёлками, а к Отечественной встала стеной тайга, как будто ничего и не было.

Годы шли, но всё мимо. Бездорожинцы тихо коптили небо, вылезая иногда на опушку своего дремучего леса поглазеть, что в мире творится. И аккурат перед Олимпиадой-80 обнаружили на обочине районной грунтовки указатель: Бездорожная 5 км. Абсолютно от фонаря нацарапаны были эти кэмэ. Кто бы их, в натуре, считал? С какого будуна? В район, если очень надо, плавали на лодке, зимой гоняли прямо сквозь лес на лыжах, и очень даже запросто добирались. Но появление дорожного знака бездорожинцы всё равно отметили распитием бочки свекольного первача. По их мнению, указатель ясно указывал на тот факт, что большая земля о них помнит. И правильно делает!

Лет через десять после той исторической пьянки в сельпо перестали завозить водку. Потом Ленина убрали с денег, как Евтушенко просил. Обучаясь в городской школе милиции, я намертво присосался к библиотеке, прямо как спрут.

Больше ничего в городе хорошего не обнаружил. Библиотеку, да ещё Кочерыжку, сироту, чудо в перьях. На улице подобрал. Взял её с собой, после школы, в родовое гнездо моего зачатия и деторождения, – а там Шурка Толстый, сатана, правит бал. Не район, а красная зона. Он уже тогда был начальником всея милиции и у каждого, кто хоть малость поднимался, отжимал бабки. Да не просто, а с применением технических средств. Пытки сильно любил, торквемада жёваная. Особенно вставлять паяльник в задний проход малого бизнеса. Роща за селом, где находили отдельные части людей, так и называлась: Милицейский лес.

Я был против, хотя совсем зелёный ещё следачок, но отправлял письма в газеты и инстанции. Не сказать, что я такой принципиальный или за справедливость, просто людей жалко.

Ну и вот, однажды как-то вечерком пригласили меня товарищи по работе на лесопилку, где начальник мой, будто невзначай, с шутками-прибаутками, циркулярной пилой отхерачил кисть моей правой руки, которой я боролся за правду.

– Понял теперь? – спрашивает.

Ору от боли, но не жалуюсь. Потому что – кому? Такие морды вокруг! Товарищи по работе отвезли в больничку. Дядя Ваня Ржач заштопал ранку. Где-то через месяц был я уволен из ментовки в отставку и отправлен на быстром катере к ебёной матери, в Бездорожную, представителем власти, которую тамошний народ в гробу видал со столыпинским галстуком. Как сошли мы с Кочерыжкой на берег, мужики сразу встретили коварным вопросом:

– Ну что, глава, причапал?

Почтительно сняв кепку, отвечал:

– Глава в городе, а я так – Головастик.

Им понравилось.

7

Кочерыжка

Кочерыжка – это я, дочь советской женщины и неизвестного солдата. Не то чтобы злая, просто не дура. Пример есть перед глазами. Мама моя, которая всю жизнь переживала, какая у неё будет пенсия. Переживала, а до пенсии не дожила, умерла в 54 года. Потому что нехрен мечтать о будущем. Такой нешкольный урок.

Отец на похороны не приехал, инородное тело. Он где-то до сих пор убивает людей по контракту. В Монголии, в Анголии. Мне плевать!

Я ушла из дома после того, как дала маме уговорить себя на аборт. Всё-таки дура! Да ещё и официанткой устроилась. Когда Вовка спросил про родителей, наврала, что сирота. Не хотелось его ни с кем знакомить из своей семьи. Но не так уж и соврала. Мама вскоре прибралась. Отец в неизвестности.