Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

– Но вы же знали сюжет? Вы же знали, что вот сейчас ставите, как она пытается его соблазнить, вот тут поставили, как она его уже соблазнила. Вы же это делали?

– Конечно. Соблазнял как мог, – улыбается.

– А как работалось с Плисецкой?

– Она была очень мила. В каком-то фильме даже сказала, что «после того, как мне показал Валя – Валей меня называла, – мне хотелось сделать именно так, как он показывал». Ну, и очень много уважения. Именно «хотелось точно сделать, как он делал», настолько я смог увлечь ее работой.

– Это вам льстило?

– Я просто понимал, что она относится ко мне хорошо. И я к ней. И вот когда есть гармония, люди хотят вместе сделать что-то, оставить какой-то след, тем более в кино или телевизионном фильме… Мы очень хорошо работали. Она была очень внимательна. Не все могла сделать то, что я предлагал, уже в силу…

– Технических сложностей? – подбираю слово, которое не указывало бы на возраст Майи Михайловны, – ей во время съемок был 51 год, и ее технические возможности в силу этого были ограничены.

– Технических, да. Но она была очень органична. У нее внутренний ритм какой-то есть, она хваткая внутри. Несмотря на то что многие партии очень внешние, она содержательная.

Родион Щедрин подтверждает: Майя Михайловна была довольна сотрудничеством с Елизарьевым: «Он и человечески очень отличается от этого, грубо не хочу сказать, стада балетмейстеров, которые по своей натуре, как правило, хамоватые люди. А он очень мягкий. Но убеждает своими художественными взглядами и предложениями. Вот Майя Михайловна говорила: “Мне с ним очень легко это было сделать, потому что я увидела итог”. И очень хвалила. Она говорила: “Знаешь, так легко было работать. Причем мы это не репетировали, просто он это показывал, он умеет замечательно показывать”. Мне кажется, замечательно хореография Елизарьева подошла к Майиной индивидуальности. Пластично очень, музыкально очень. И как бывает – вдруг произошло чудо и родился шедевр».

«Фантазия» – действительно любимое кинодетище Плисецкой, как «Кармен-сюита» была ее любимым балетным детищем: и в том и в другом случае это были ее идеи, это она нашла тех, кто их воплотил: Альберто Алонсо с балетом, Анатолия Эфроса и Валентина Елизарьева с фильмом. И партнера для хореографических сцен тоже нашла сама – Анатолия Бердышева из Новосибирска. Когда Щедрин его вспоминает, посмеивается: «Очень скромный, тихий просто на редкость». И рассказывает, что вечно была проблема купить билеты на самолет из Москвы в Новосибирск: «Толя Бердышев такой здоровый красивый парень был, а как ребенок. Он мне звонит, говорит: “Родион Константинович, я не могу улететь в Новосибирск, помогите с билетом”. Я поехал, тогда были на Ленинградском шоссе кассы “Аэрофлота”, подошел с ним к какой-то кассирше: это партнер Плисецкой, дайте ему билет. “Да, он партнер?” Я ему: какой ты дурень, подошел бы к кассе: “Я партнер Плисецкой”, чтобы они твою морду красивую видели».

Если билетершам в кассах «Аэрофлота» было достаточно «красивой морды» Анатолия Бердышева и пароля «я партнер Плисецкой», телезрители лица почти и не увидели, несмотря на крупные планы. «Фильм “Фантазия”, конечно же, многих шокировал, – вспоминала Наталья Крымова. – А по существу, два больших художника, актриса и режиссер, спокойно (я бы сказала, весело) пошли наперекор традициям “корсетного”, ханжески-благопристойного прочтения тургеневского текста, найдя свою высоту и чистоту в тех человеческих отношениях, где “ночь” и “день” неотделимы, как душа и тело. Сложно сказать, что играет Плисецкая в танцевальных сценах, где салонный диалог смолкает и уступает место музыке и пластике, – то ли душа женщины вырвалась из плена всех условностей, то ли, сбросив одежды, к свободе рванулось ее тело, отдает ли она себя мужчине, или, наоборот, жадно захватывает его себе в собственность. И то, и другое, и третье – все вместе. Некоторые критики восхищались: как замечательно Плисецкая изобразила “обольстительницу”, которую написал Тургенев! Но сыграла нечто большее, не вмещающееся в одно слово, а свободный (виртуозно точный) монтаж кадров (природы, интерьерных сцен, балета) намекнул на существование той сферы, где стираются границы между жанрами и видами искусства, и где в ХХ веке возникает подлинная новизна».

Новое, новое – Плисецкая всегда к нему стремилась. А когда никто ей этого нового не предлагал, она буквально заставляла других его для нее создавать. Так было и с Алонсо, так произошло с Эфросом и Елизарьевым: всем Майя Михайловна сделала такое предложение, от которого ни один настоящий художник не откажется. Родион Щедрин рассказывал, что, когда он убеждал Анатолия Эфроса взяться за фильм, говорил: «Вы же художник, разве вам не хотелось бы сыграть на скрипке Страдивари?» Кто откажется?