Плющ

Чувствуя себя словно человек во сне (хотя я еще не полностью расстался с реальностью — к этой части я скоро подойду), я шагнул вперед к прилавку, где рядом с табличкой с надписью: Пожалуйста, звоните, ЕСЛИ ВЫ КЛИЕНТ висел колокольчик. Я резко ударил по нему ладонью, извлекая одинокий резкий звук! Мне безумно захотелось крикнуть: «Сюда, пожалуйста!» — своим лучшим голосом, — заносчивого нью-йоркского портье — но я подавил в себе это желание.

Медленно, очень медленно газета опустилась. Когда это случилось, я пожалел, что не оставил все как есть. Нисходящая «Джорнал» открыла лицо, которое я видел раньше, на «жертвенных фотографиях». На них оно было искажено болью, ужасом и недоверием. Теперь лицо Норвилла Кина, автора таких перлов, как «Зачем описывать гостя, когда его можно легко увидеть», было совершенно пустым.

Нет. Это не верно.

Дерьмо…

(позже)

Я уже довольно долго сижу здесь перед этим паршивым маленьким Оливетти, почти пять минут я пытался представить себе это лицо и подобрать нужное выражение, но le mot juste[141], единственный эпитет, который приходит мне в голову — расслабленное. Вы понимаете, что лицо этого человека было лишено не только выражения, но и, по-видимому, обычного мышечного напряжения. Вероятно, это всегда было длинное лицо, но теперь оно казалось до нелепости длинным, почти как лицо, мелькающее в одном из тех трюковых карнавальных зеркал. Оно свисало с его черепа, как тесто с края миски.

Рядом со мной глубоко вздохнул Роджер. Позже он сказал мне, что сначала подумал, что мы имеем дело с болезнью Альцгеймера, но я думаю, что это ложь. Мы — современные люди, Роджер и я, пара заблудших христиан в большом городе, которые проживают свои дни под властью закона и принятия… как бы это сказать? Эмпирической реальности[142]. Мы не считаем эту реальность доброкачественной, но и не считаем ее злокачественной. Но у нас, конечно, есть свои глубины души, и они тесно связаны с органами наших животных инстинктов. Эти органы, питаемые надпочечниками, большую часть времени дремлют, но они есть. Наши проснулись в офисе цветочного дома Сентрал-Фолс и сказали нам одно и то же: человека, смотрящего на нас этими пыльными черными невыразительными глазами, больше нет в живых. На самом деле он — труп.

(позже)

Я еще не обедал и не хочу кушать — видимо, пропал аппетит. Наверняка вернется, когда я с этим закончу. Однако я только что приготовил себе двойной эспрессо, и это меня немного взбодрило. Вдохнуло, так сказать, немного жизни. Между тем — скажи правду, опозорь дьявола — я обнаружил, что стал частенько перебегать от фонаря к фонарю, дабы избежать пребывания в темноте, так как чувствую, что за мной наблюдают. Не какой-то конкретный человек (конечно же, я не чувствовал, что где-то там прячется Карлос Детвейлер, возможно, с острым секатором наготове), а сама темнота. Те инстинктивные органы, о которых я упоминал, теперь окончательно проснулись, и больше всего они не любят темноту. Но сейчас я пребываю в своей уютной кухне, под ярким флуоресцентным светом, с половиной чашки горячего, крепкого кофе в правой руке, и чувствую, что жизнь налаживается.

Потому что, знаете ли, во всем этом есть и хорошая сторона. Позже поймете.

Ладно, на чем я остановился? Ах да, вспомнил. Опущенная газета и пустой взгляд. Отсутствующий взгляд.

Сначала ни я, ни Роджер ничего не могли произнести. Мужчина — мистер Кин — казалось, не возражал; он просто сидел на своем табурете у кассы и смотрел на нас, теперь держа газету на коленях, а не перед лицом. Разворот страницы, которую теперь мы могли видеть содержал рекламу автосалона. Заголовок гласил: отказываюсь быть недооцененной.

Наконец мне удалось выдавить:

— Вы мистер Кин? Мистер Норвилл Кин?

Ничего. Только эти потухшие глаза. Мне они показались такими же пыльными, как камни в придорожной канаве.

— Вы жили в доме Карлоса, верно? — Спросил я. — Карлоса Детвейлера?

Ничего.

Роджер наклонился вперед и проговорил очень медленно и отчетливо, как бы обращаясь к человеку, которого он считает глухим или умственно отсталым, а может быть, и тем и другим.

— Мы… ищем… Тину… Барфилд… она… здесь?

Поначалу и на это ничего не последовало. Я был рядом с тем, чтобы попытать счастья еще раз (в глубине души, думая, что бесполезно пытаться получить информацию от мертвеца, люди годами безуспешно пытались это сделать), когда Мистер Кин очень медленно поднял руку. Он был одет в белую рубашку с короткими рукавами, и мышцы на его предплечье расслабленно свисали, словно отделившись от кости. Он указал длинным желтым пальцем, и я подумал о Призраке грядущего Рождества, безжалостно указывающем на забытую могилу Эбенизера Скруджа.[143] Но мистер Кин указывал не на могилу, а на открытую дверь в оранжерею.

— Она что — там? — Спросил Роджер невероятно спокойным голосом, как будто делился с нами невероятно смешной шуткой. Вопрос: Сколько мертвецов нужно, чтобы управлять оранжереей? Ответ: Хватит и Норва.