Плющ

— Мой дядя сошел бы с ума, — сказал Роджер. — Если, конечно, был бы жив. Дядя Рэй. Когда я был ребенком, он всегда приветствовал меня словами: «Привет, я дядя Рэй из Грин-Бэй.» На что я должен был ответить: «Эй, Рэй, рад видеть друзей?» А он мне на это: «Хочешь сегодня остаться, или нужно немедля смотаться?»

Я молча переваривал это довольно странное воспоминание. Дело в том, что я не мог оторвать глаз от темной, теснящейся массы всех этих растений.

— Как бы там ни было, он был садоводом-любителем, и у него была оранжерея. Маленькая. Ничего такого. Пошли, Джон.

Я подумал, что, будучи в лирическом настроении, он сейчас зарифмует последнюю фразу и добавит что-то типа: «Давай им жопу надерем», но он просто пошел дальше по дорожке. Ступени крыльца были покрыты противогололедной солью. В дверном окне виднелась табличка, на которой под летящим, в духе федерального казначейства, Меркурием, красовалась увитая розами, надпись: Заходите, мы открыты!

Когда мы дошли до лестницы, я на секунду остановился.

— Я только что вспомнил — ты сказал, что тоже хочешь мне кое-что показать. Там, в офисе. Но ты этого не сделал.

— Ну и хорошо, что не показал. Я думаю, что ты лучше все поймешь, когда мы вернемся.

— Это как-то связано с каморкой Риддли?

Даже не знаю, почему я это сказал, но как только слова вырвались из моего рта, я понял, что прав.

— Ну, да. Так и есть. — Он пристально на меня посмотрел. И мне внезапно пришло в голову, что стоящий у подножия крыльца с поднятым воротником пальто, обрамляющим его лицо, и слегка покрасневшими щеками, Роджер Уэйд — довольно симпатичный парень. Сейчас он, наверное, выглядит лучше, чем многие мальчишки, которые смеялись над ним в старших классах, обзывая его Водоносом, и еще Бог знает кем. Роджер мог бы об этом узнать, если бы попал на какую-нибудь из встреч своего класса… но эти голоса из старшей школы никогда не покидают наши головы, не так ли? Может быть только, если вы зарабатываете достаточно денег и спите с достаточным количеством женщин (я не знаю об этих вещах, будучи одновременно и бедным и застенчивым), но я сомневаюсь, что они уходят даже тогда.

— Джон, — произнес он.

— Что?

— Мы тянем время.

И потому что я знал, что это правда — ни один из нас не горел желанием посещать прежнее место работы Карлоса Детвейлера — я сказал: «никаких больше проволочек» и первым шагнул на крыльцо.

Когда мы вошли, над дверью звякнул колокольчик. Следующее, что поразило меня, — цветочный запах… но не только цветочный. Мысль, которая первой пришла мне в голову, была о похоронном бюро. Похоронном бюро на дальнем Юге, во время жаркого дня. И хотя я никогда не был на дальнем Юге во время жары — вообще никогда не был на дальнем Юге — я знал, что это чувство верное. Потому что под густым ароматом роз, орхидей, гвоздик и Бог знает чего еще, чувствовался другой запах. Это был запах разлагающейся плоти. Неприятный. Уголки рта Роджера дернулись вниз. Он тоже его почувствовал.

Вероятно, в сороковых и пятидесятых годах, когда это место было простым частным домом, комната, в которую мы вошли, состояла из двух комнат: прихожей и маленькой гостиной. В какой-то момент стена между ними была снесена, образовав большое торговое помещение с прилавком, отсекающим примерно три четверти площади. В центре прилавка виднелась приподнятая откидная панель, а за ней — открытая дверь, ведущая в оранжерею. Именно оттуда и исходил самый неприятный запах. В комнате было очень жарко. За прилавком находилась застекленная холодильная камера (не знаю, можно ли назвать эту штуку холодильной камерой — наверное, можно). В ней лежали охапки срезанных цветов и цветочные букеты, но стекло было настолько запотевшим — из-за разницы температур между двумя средами, я полагаю, — что вы едва ли могли отличить лилии от хризантем. Это было похоже на взгляд сквозь сильный английский туман (и нет, я никогда там не был).

Слева за прилавком, под доской, на которой были написаны цены на предлагаемый товар, сидел человек, держа перед собой раскрытую «Провиденс Джорнал»[139]. Мы могли видеть только несколько прядей белых волос, плавающих как молочай над лысым черепом. Мисс Тины Барфилд нигде не было видно.

— Привет! — Искренне сказал Роджер.

От человека с газетой ответа не последовало. Он просто сидел там и пялился в заголовок, который гласил: РЕЙГАН ВЫКАРАБКАЕТСЯ, ОБЕЩАЮТ ВРАЧИ.[140]

— Эй? Сэр?

Никакой реакции. И тут мне в голову пришла странная мысль, что на самом деле он вовсе не был человеком.

Не человек, а позирующий с газетой в руках манекен. Возможно для того, чтобы обманывать магазинных воришек. Не то чтобы магазинные воришки так уж часто навещали цветочные магазины, я бы так не сказал.

— Простите? — Сказал Роджер еще громче. — Мы здесь, чтобы повидаться с мисс Барфилд.

Нет ответа. Даже бумага не шелестела.