— Ну и ну, — сказала я, протягивая руку, чтобы до него дотронуться, — наверное, действие велосипедного сиденья наконец-то прошло.
Он начал расстегивать ремень. Конец ремня все время выскальзывал у него из пальцев. Это было забавно, но и очень мило. Я оттолкнула его руки и сделала это сама.
— Быстрее, — выдохнул он. — О, быстрее. Пока он не завял.
— Этот парень никуда не денется, — сказала я, подразумевая определенное место для его кратковременного хранения. — Расслабься.
— Это все плющ, — сказал он. — Запах… о Боже, какой же там запах… какой-то мускусный и темный… я всегда представлял себе, как пахнут поля в том графстве, о котором писал Фолкнер, — в том, название которого никто не может выговорить… о, Сандра, Боже мой, я чувствую, что могу прыгнуть с этой штукой как с шестом!
— Заткнись и поменяйся со мной местами, — сказал я. — Ты садишься и тогда я…
— К черту все это, — сказал он и поднял меня. Он был силен — намного сильнее, чем я когда-либо предполагала — и прежде, чем я поняла, что происходит, мы отправились на скачки.
В скачках подобного рода это был не самый долгий и не самый быстрый забег, в котором я когда-либо принимала участие, но это было неплохо, особенно учитывая, что Херб Портер в последний раз успешно переспал с женщиной примерно в то время, когда Никсон ушел в отставку, если, конечно, он говорил мне правду. Когда он, наконец, опустил меня на землю, по его щекам текли слезы. Плюс вот что: перед уходом он: а) поблагодарил меня и б) поцеловал. Я не поддерживаю большинство романтических идеалов, я больше похожа на Дороти Паркер («хорошие девочки попадают в рай, а плохие — куда захотят»)[216], но сладкое — это хорошо. Человек, который ушел раньше меня (задержавшись в дверях и взглянув направо и налево, прежде чем выйти), казалось, сильно отличался от человека, который вошел в мой офис с грузом в яйцах и злостью на весь мир. Это предположение может подтвердить только время, и я очень хорошо знаю, что мужчины после секса обычно превращаются в тех же мужчин, какими они были до секса, но я надеюсь на Херба. И я никогда не хотела коренным образом изменять его жизнь; все, чего я хотела, так это разгрести как можно больше дерьма между нами, чтобы мы могли работать как команда. До этой недели я никогда и не думала, как сильно мне нравится моя работа. Как сильно я хочу добиться успеха. Если бы этому мог помочь отсос сразу всем четырем парням прямо в полдень на людной Таймс-сквер, я бы без раздумий побежала в «Гейм Дейз» на 53-й авеню и купила бы себе пару наколенников.
Остаток дня я провела, работая над книгой шуток. Скверной по замыслу, скабрезной по исполнению… но каким успехом она будет пользоваться в Америке, которая все еще жаждет смертной казни и втайне верит (не все, но значительное число граждан, я готова на это поспорить), что Гитлер имел правильное представление о евгенике[217]. Нет недостатка в этих мелких мерзких, злобных козявках, но самое странное, что это я их сама и выдумываю.
Что это: красно-белое, имеет проблемы на поворотах? — Ребенок с копьем в голове.
Что это: маленькое, коричневое и плюется? — Ребенок на сковородке.
Маленькая девочка просыпается в больнице и говорит: «Доктор! Я не чувствую своих ног!» Доктор отвечает: «Это нормально в тех случаях, когда нам приходится ампутировать руки».
Меня просто бесит моя изобретательность. Вопрос в том, моя ли она? Или я черпаю эти идеи из того же места, где Херб Портер получил свою новую сексуальную жизнь?
Забей. Уик-энд уже почти наступил. Должно быть тепло, и если так, то я еду на Кони-Айленд с моей любимой племянницей, — это наш ежегодный весенний обряд. Пара дней вдали от этого места наверняка поможет развеяться сомнениям. К тому же на следующей неделе должен вернуться Риддли. Я надеюсь, что смогу хоть намного утешить его во время скорби.
Ведение дневника напоминает мне слова старого доктора Генри, который сделал мне прививку от столбняка, когда мне было десять лет: «Ну вот, Сандра, это было не так уж и больно, не так ли?»
Конечно же, нет. Нисколечко.
Сообщение: Я сделал два звонка после того, как прочитал твой Мистер Отчет. Первый был адресован самому проницательному из всех принцев из «Белой книги сказок»[218], Харлоу Эндерсу. Я забросил пробный шар, касающийся первой твердой обложки в «Зенит Хаус», и, несмотря на то, что я нашел фразу, которая, как я думал, возбудит его воображение (если тебе интересно, она прозвучала как «Историческая публикация»), он сразу же его отбил. Заявленная причина отказа заключается в том, что типа нет никакой инфраструктуры для публикации книг в т-обложках ни в «Зените», ни в большом мире «Апекс Корпорэйшн», но мы-то оба знаем, что это не так. Реальная проблема заключается в отсутствии уверенности. Ладно, с ним все ясно.