Плющ

Я спустился по лестнице, словно человек во сне, и когда тетя Олимпия положила руку мне на плечо и спросила, что там произошло, я улыбнулся и сказал что-то типа: мы вспоминали старые времена, и немного разошлись во мнениях по некоторым вопросам. Южное семейство в самом ярком его виде; словно сошедшее со страниц Теннесси Уильямса[237]. Я сказал, что мне надо съездить в город за кое-какими вещами, и когда тетя Олли спросила, что именно она забыла, когда готовилась к последней маминой вечеринке, я не ответил. Я просто вышел, с этой бессмысленной тупой улыбкой на лице, и сел в свою арендованную машину. И это то, что я продолжаю делать с тех самых пор, — просто двигаюсь вперед с тупой улыбкой на лице. Я оставил несколько рубашек и книгу в мягкой обложке, и пусть они лежат там хоть до скончания веков, как по мне. И все это время, пока продолжаю идти, я прокручиваю в голове то, что видел, стоя незамеченным в дверях спальни своей мамы: выдвинутые ящики, разбросанное нижнее белье, родственнички на кровати, с руками, полными ее вещей, и откинутая крышка ее жестяной коробки. Все, что они говорили, возможно, было правдой или частичной правдой (я думаю, что самая убедительная ложь почти всегда частично правдива), но что я помню отчетливее всего, так это их смех, в котором не было ничего от сбежавших партнеров или мужей, балансирующих на грани банкротства, или счетов по кредитным картам, давно просроченных и проштампованных этими уродливыми предупреждающими красными чернилами. И ничего общего с тем, что их детям нужны деньги на колледж. Другими словами, никакого горя. Смех, который я подслушал, был смехом пиратов или троллей, которые нашли зарытые сокровища и делят их, возможно, при свете серебряного долларового блина Луны. Я спустился по лестнице, сошел по ступенькам заднего крыльца, и удалился подальше от этого места, словно человек во сне, и я все еще нахожусь в том же спящем состоянии, сидя в вагоне поезда, с чернилами, забрызгавшими всю мою руку до запястья, и несколькими страницами каракулей, вероятно, неразборчивыми, оставшимися позади. Как глупо все это писать, какая жалкая защита от суровых реалий этого мира и горьких прописных истин. Как ужасно говорить: «Это все, что я могу сделать». Все болит: рука, запястье, пальцы, голова, сердце. Я собираюсь закрыть глаза и предпринять попытку уснуть… по крайней мере, подремать.

Меня все еще пугает лицо Мэдди. Это жадность, ранее мной не замечаемая, сделала её похожей на одну из тех женщин-чудовищ из греческих сказок. Без сомнения, я ханжа, как они и говорили, самодовольный ханжа, но ничто не изменит того, что я видел в их глазах, когда они не знали, что я их вижу.

Ничего.

Больше, чем по своей книге, я истосковался по своей работе — по бесконечному самоанализу Кентона и его мучениям, забавной фиксации Гелба на игральных костях, еще более забавной фиксации Портера на сиденье офисного кресла Сандры Джексон. (Я бы не возражал еще раз поучаствовать в главной роли в одной из ее фантазий). Я хочу почувствовать простоту моей уборщицкой каморки, где все вещи обычны, нормальны и не вызывают удивления. И еще я очень хочу увидеть, поддерживает ли этот жалкий маленький плющ свою тягу к жизни.

На закате Луны «Серебряный Метеор» пересек линию Мейсона-Диксона. Мои сестры и брат теперь по другую сторону этой линии, и я этому несказанно рад.

Мне не терпится вернуться в Нью-Йорк.

(позже)

8 утра.

Проспал почти пять часов. У меня затекла шея и спина, как будто меня лягнул мул, но в целом я чувствую себя немного лучше. По крайней мере, я смог позавтракать. Я думал, что идея, с которой проснулся, может сойти на нет в вагоне-ресторане, но она осталась все такой же живой и ясной. Идея — скорее интуиция — заключается в том, что если я поеду в офис вместо того, чтобы пересесть на поезд до Доббс-Ферри, мне может стать еще лучше. Я чувствую, что меня туда тянет. Как будто мне приснился сон об этом месте, который я никак не могу вспомнить.

Может быть, это связано с растением — Зенитом, плющом обыкновенным. Мое подсознание велит мне поехать туда и полить бедняжку, пока он не умер от жажды.

Что ж… а почему бы и нет?

ИЗ ДОНЕСЕНИЙ ХЕКСЛЕРА «СТАЛЬНЫЕ ЯЙЦА»

4 апреля 1981
Время: 0600 часов
Местоположение: П-к Аве Са, НЙС

Приближается время начала операции. Я планирую пересечь дорогу и войти в Дом Сатаны через 2–3 часа. Маскировка «Сумасшедшая гитаристка Герти» больше не нужна. Теперь я респектабельный бизнесмен в парадно-выходной одежде, ХА!

Берегись, жиденок. С полудня я буду ждать тебя в твоем кабинете.

В понедельник утром твоя задница будет моей.

Больше не было никаких снов о Карлосе. Наверное, он ушел. Хорошо. Одной заботой меньше.

ИЗ СВЯЩЕННОЙ КНИГИ КАРЛОСА

СВЯЩЕННЫЙ МЕСЯЦ АПРЫ (Запись #79)