Читаем Плохой парень ("Король экстази") (СИ) полностью

Понимаешь чувак?  Юным парнем я грезил втихомолку ночами о покорении столице. Школьником сумащедши желал чувственно «совокупиться» с опытной дамой постарше, Москвой. Но, дама на, то и дама, первому поперечному, любому  встречному не дает.  Ублажая всеми правдами и неправдами ухаживая за миледи сряду несколько лет. Я подходил ежечасно, ежедневно ближе и ближе, она издали присматривалась ко мне. Однажды я без повода возомнил, будто она наконец -то сдалась, вся целиком рухнув в мои объятия. Знаешь man  откуда таков вывод? Получалось по бизнесу в полном и беззаговорочном абсолюте, перло всецело всегда и везде,  пазл складывался, «бабки» текли рекой. От свалившегося материального прикупа я ускоренно терял земное притяжение.   Ракетой уносился в открытый космос, где ты перестаешь чувствовать происходящие явления.  Ни словом сказать, ни пером описать тебе парень,  каково в 22 года иметь  серьезное лаве.  Деньги распахивали  настежь любые двери, помогали договориться с кем угодно из людей.  Одновременно  сносило мою голову к чертовой матери. Утратив чувство реальности, прочно уверовал,  столица полюбила меня. Повторю, man,  Москва своенравная дама, которой не нужны нормальные человеческие отношения, столица одинока по природе. Не знание закона, как говорят юристы,  не освобождает от ответственности. Эпилог нашего недолгого романа известен тебе.

Безрассудный  город изгнал меня пинком. В еще не остывшей постели рядом с ней уже лежал свежий, молодой фаворит.

Теперь я здесь в заведении общепита, человек сквозь которого смотрит сотня юных глаз и не замечает. Плохого парня забытого столицей, никому не нужного, вычеркнутого одним росчерком из списка московских удачливых man-ов. Бывшего короля «экстази»  умершего на несколько лет, воскресшего, после семи лет отсутствия, а для моего мегаполиса это срок, скажу я вам.

Москва 90х. Эта великая интриганка одним днем могла прокрутить твою жизнь словно кинопленку. Насыщенно наполнить 24 часа столькими авантюрными приключениями, что если   кому то изложишь   свои случившиеся происшествия, то ясен пень, слушатели-обыватели  примут тебя за балабола-пустомелю или умолешенного.   Кто в теме ведает, Москва бывало, судьбину  повернет к тебе задницей и лицом сряду несколько раз за день. Семь лет отсутствия в городе уже срок из разряда  бесконечности.  Восприятие города напрочь отсутствует. Каких либо переживаний от лицезрения города ноль.  Меня мощным махом перекинули на семь лет вперед из 90х, спалили  мосты для отхода,  даровали тотальный карт-бланш действий по любым направлениям деятельности.

Недалеко от сегодняшней кофейни минут семь пешком работал один из первых  ночных клубов в 90 или 91 году уже неважно. Именно в том развлекательном заведении я утвердился решением барыжить по крупному «веществами». Символично, не правда ли man? Уютная кофейня, центр города, когда то любимого и благоволившего мне города, именно здесь в 2006 году я решил покинуть столицу навсегда.

 Подъехал Андрей.  Мой единственный, дорогой друг из прошлой поры. Он неслышно подошел, подал руку для рукопожатия. Я привстал навстречу, правой кистью руки сжал его прохладную ладонь, левой рукой обнял за плечи.

--Вот ты и дома плохой парень! – ухмыльнулся он.

--Дома! Громко сказано,-- засмеялся я.

Я так соскучился и был  рад лицезреть Левинзона,  что Андрей  немного опешил от силы  обхвативших его рук.

--Эх, Андрюха,--шептал я, удерживая в объятиях друга,--наконец-то свобода. Ты стоишь рядом,--отпускаю я руки от Левинзона.-- Заказываю ароматный кофе, заедаю вкуснейшим тортом, музыка, молодежь, одетая по моде,--я определенно взволнован от нахлынувших чувств.-- Ты не представляешь какой это кайф, ВОЛЯ.--А запах сахарных свежеиспеченных кренделей,--я втягиваю показательно ноздрями воздух.

--Одним словом кайф.

--Куда мне представить,--немного саркастически говорит Андрей,-- ходка длинною  в семь лет. Давай присядем.

 Я шлепаюсь на твердый стул.  Андрей неторопливо снимает плащ и вешает на металлический крючок вешалку, торчащую из желтой стены. Присаживается, задвигает большой кожаный портфель под стол.

--Отлично выглядишь,--пускаю комплимент.--Костюм, прическа,  щетина трехдневка. Тебе идет.

--Ты тоже ничего,--режиссирует он серьезность на лице.

--Ага, для зоны видимо супер! -- хихикаю я, принимая тонкую шутку Левинзона.

--Почему у тебя нет мобильного телефона? Я бы  предупредил, что задерживаюсь,--вопрос звучит малость с упреком.

 --Мне не нужен телефон,--равнодушно отвечаю я.--  Некому звонить. – в упор гляжу на Левинзона.

-- И самое главное некуда спешить!--смеюсь.-- Поэтому опоздал, так опоздал, -- глотаю уже остывший кофе. --Я же время даром не терял, внимательно изучал  сегодняшний мир.

--Как тебе он? -- Андрей машет рукой официантке.

--Эх, Левинзон,--восхищенно,-- он прекрасен. Я наслаждаюсь. Порой накатывает, будто вчера только родился. Состояние несдерживаемого полета.

--Замечательно Антонио, что ты в прекрасном настроении, --Левинзон радуется.--  Думал хуже пойдет твоя адаптация на воле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза