Читаем Плохой парень ("Король экстази") (СИ) полностью

 --Нормально, нормально,-- подтверждаю я великолепный свой настрой,--белый свет принял меня.

Подошла официантка тоненькие ножки в черных колготках.

-- Закажешь? -- не заглядывая в перечень кушаний, интересуется Андрей.

--Нет спасибо Андрюш.  Сыт уже,--подчеркнуто похлопываю я себя по животу ладонью, демонстрируя пищевое насыщение.

Левинзон просит овощной салат и стакан морковного сока. Официантка записывает в  малюсенький блокнот блюда, переспрашивает для подтверждения заказа, получив положительный ответ, удаляется мелкими шажочками  в сторону «Staff».

--Рассказывай Антош! Как ты?--Левинзон утыкается в меня внимательным взглядом.

--Спасибо Андрюх, что не отвернулся,--хлопаю дружески Левинзона по плечу.--За заботу о матери спасибо. Спасибо тебе друг,--замолкаю. Нет слов, чтобы выразить благодарность Левинзону. Он поступал как настоящий друг в отношении меня.

-- Брось ты. Спасибо! Брякнешь тоже,--удивленно.-- Ты мой друг! Ты  иначе  сделал бы?

--Нет,--без раздумий отрезаю,  закуриваю сигарету.--Но, из кучи друзей ты единственный кто не  кинул меня. Остальные разбежались  тараканами по щелям.

--Видимо у них были   причины поступить так. Не держи зла,--благодушно оправдывает  он моих «друзей».

--Я не испытываю злобу ни к бывшим  партнерам, ни к друзьям,-- выпускаю струю сигаретного дыма вверх. Поток невидимого воздуха, перемешанный с облаком сизого табачного дыма, бьет о белый потолочный светильник, медленной бесформенной массой расползается краями потолка.

--Не мудрено,--призадумывается Левинзон,-- тюрьма изменяет людей. Сколько я видывал человеческих трагедий за адвокатскую практику,--прискорбно делится он.

--Согласен,--упавшим голосом подтверждаю,-- тюрьма меняет человека.  Причем радикально. Тем, кем ты был  до зоны,    ты уже не будешь,--тушу сигарету о пепельницу.

--За «колючкой» разрушаются жизненные принципы или  появляются у сидельца,--развиваю выбранную тему.--  На зоне ты можешь стать полным дерьмом в человеческом плане или укрепиться духом.

--Отбывая первый срок,--чуть нервничаю. Опять непростые воспоминания, связанные с тюрьмой встают перед глазами.--Осужденные кто съезжает с катушек, а кто  проявляют моральную устойчивость.

--Неоднократно лицезрел картину. Как гора мышц с гонором падало говном ниц. Воля слабая оказывалась под напором зоновских обстоятельств,--выражаюсь предельно ясно, чтобы донести мысль до Андрея.--Наоборот хлюпик мизинцем пальца зашибить. Стойким оловянным солдатом переносил тягости, выпавшие на его долю. Не  вставал на колени ни перед кем и не перед чем в минуты дикой душевной боли, давления на психику начальства тюрьмы или мелких хулиганов сидельцев.

Официантка приносит кушанья. Заботливо расставляет перед Левинзоном.

--Если что-то захотите дополнительно заказать, зовите. Приятного аппетита, -- желает милой улыбкой девушка. Покидает нас.

-- Давай сменим тему,-- настойчиво обращаюсь я.--Тюрьма прошлое,  пришитое крепко к сердцу, но есть потребность в будущем.

Андрей  непротивится, растерянно пожимает плечами, улыбается: -- Предлагай парень.

Человеческое любопытство чистой воды берет верх над безразличием к моим бывшим корешам. Да, я хочу узнать, что стало с Гаврюшей, Бовичем и Ко.

После моего задержания осенью 98 года, Гаврюша и Бович свидетелями резво давали против меня показания на суде. Сливали, предавали партнеры Антона Кнутикова на всю катушку. Чувствовался безукоризненный ментовской стиль работы с подопечными Колошенко. Давление шантажом поставило  Гаврюшу и  Бовича перед ясным выбором, реальный тюремный срок напару с Кнутиковым, либо вольная житуха с денежным прикупом от совместного дела с ментами по продаже «экстази».

--Ты не в курсе о Гаврюше, Бовиче, Колошенко?

--Гаврюша на лечении в психиатрической больнице, Бович в Израиле живет, -- сообщает невозмутимо Андрей.

Меня  нынешние пристанища старых «приятелей» не дивят.

--Мы «дружно» шли кривой, криминальной дорожкой. Если вовремя не соскочить с темы контрабанды. Расплата придет. Кнутиков как самый борзый попал в тюрьму, Гаврюша слабый на голову загремел в психушку, Бович ушлый тип сквозанул в Израиль. Даже не знаю, кому повезло больше,--шуткую я.

--Андрей слушай с Гаврюшей понятно! У парня последний год перед моей посадкой психика по швам трещала. Бович, почему в Израиль свалил?—удивляюсь я.

-- Когда тебя закрыли в тюрьме. Бович с Колошенко подвязаться пытался торговлей «экстази». Бович же, по сути, единственный кто в теме был дел империи зла Антона Кнутикова, -- Андрей повествуя, разворачивает столовые приборы, аккуратно завернутые в бумажную салфетку. --Ты не против?--пальцем указывает на салат Андрей.

--Не обращай внимания на меня, кушай. Приятного аппетита.

Андрей неторопливо цепляет вилкой огурец.  Несколько секунд  рассматривает тонкий ломтик, наверное, о чем-то раздумывает. Убрав овощ в рот, неторопливо пережевывая, говорит далее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза