Плоть

Как сладко спалось бы ей в его объятиях! Как приятно было бы ощущать исходящее от его тела тепло, когда погаснет огонь в очаге и комната станет выхолаживаться, и дарить собственное тепло в ответ.

Как восхитительно было бы разбудить его посреди ночи и насладиться его ласками.

– Береги себя, Ритчи, – внезапно молвила она, не до конца осознавая, какие опасности могут подстерегать делового человека, но все же испытывая дискомфорт при мысли о том, что ему может быть причинен какой-то вред.

– И ты тоже, прекрасная Беатрис, – мягко произнес он и, сорвав со своих светлых кудрей цилиндр, склонился к ее лицу для поцелуя.

Губы их соприкоснулись всего на мгновение, и Беатрис пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не вцепиться в него как можно крепче и не втянуть вместе с собой в дом. В ответ на ее стук щелкнул замок, дверная ручка повернулась, и немногословный, но расторопный лакей приоткрыл перед ней дверь.

– Я пришлю тебе записку, – снова повторил Ритчи, пожимая ей руку. Он надел шляпу и отступил. – А теперь иди в дом, моя милая, иначе простудишься. Увидимся завтра.

Приподняв цилиндр в знак прощания, он зашагал прочь и сел в экипаж, замешкавшись лишь на мгновение, чтобы еще раз посмотреть на Беатрис. Во взгляде его смешались напряженность и томление. Лошади тронулись, и экипаж, набирая скорость, растворился в ночи.

Лишь войдя в прихожую и собравшись передать лакею верхнюю одежду, Беатрис осознала, что на ней до сих пор накинуто пальто Ритчи с отложным воротником.

Глава 23. Billets doux [17]

На следующее утро Беатрис не принесли никакой записки, сколь бы велико ни было ее желание таковую получить. Всякий раз, как к ней входил слуга с газетой или чашечкой чаю или чтобы получить ее распоряжение относительно домашнего хозяйства, сердце ее замирало. Желанного послания все не было, и Беатрис оставалось лишь улыбаться Полли, Чарли или Джейми Браунлоу ослепительной, но поверхностной улыбкой.

Беатрис испытывала скуку. Капризничала. Не находила себе места. Для нее все это было в новинку, потому что, будучи самодостаточной натурой, она всегда находила себе занятие: либо посвящала долгие часы чтению, либо в особо трудные времена занималась работой по дому, либо – в более счастливое время – наносила визиты друзьям и знакомым или посещала иные общественные мероприятия.

Теперь же необходимость в ее помощи по дому отпала, а из подруг, к которым она могла бы поехать, осталась одна лишь София Шамфлёр. Беатрис разослала приглашения, но в ответ получила лишь записку от Софии с обещанием навестить ее на днях.

«Слишком занята делами своего дома для тайных любовных свиданий, или как там она его еще называет», – подумала Беатрис, подавляя разочарование. Неудивительно, что рискованное заведение Софии поглощало очень много времени.

Свежий номер «Каламбура», который Беатрис обычно читала с большим удовольствием, сегодня буквально валился из рук. Напечатанные в нем сатирические статьи были такими же едкими и веселыми, как и всегда, но она просто не была в состоянии сосредоточиться. Все ее мысли вращались вокруг Ритчи, его улыбки, его рук, его члена.

– Ты погубил меня, негодяй, – пробормотала она, но даже это нелицеприятное слово сладко перекатывалось у нее на языке. Она понимала, что он «погубил» ее для всех прочих мужчин, так как она влюбилась в него.

«Что еще за глупости! – мысленно возмутилась Беатрис. – Я же едва знаю этого человека… как же такое могло случиться?»

Но именно это и случилось, заставляя Беатрис, такую разумную девушку, неприкаянно бродить по дому, с замиранием сердца ожидая получения нескольких нацарапанных второпях строк от объекта ее обожания.

– Глупости!

Отбросив «Каламбур» в сторону и вскочив на ноги, Беатрис взяла с серванта зачитанный номер «Современной женщины» и стала яростно перелистывать страницы, ища объявление о продаже запатентованных пишущих машинок фирмы «Аддлингтон». Лучше быть практичной и начать думать о будущем уже сейчас. Готовиться к… тому, что будет потом.

Но объявление уже не наполняло Беатрис духом стремления к независимости, как прежде. Она нахмурилась, испытывая легкое раздражение оттого, что в голове ее продолжает настойчиво вертеться мысль о замужестве, о ночах, проведенных в объятиях Ритчи, и об одном или двух малышах со светлыми шелковистыми кудрями.

– Глупости! – снова провозгласила она, направляясь к бюро за листом бумаги. Она напишет Аддлингтону прямо сейчас и закажет себе пишущую машинку. По крайней мере, теперь у нее есть деньги, и она может начать учиться печатать, чтобы подготовить себя к самостоятельной жизни после расставания с Ритчи.

Но не успело ее перо коснуться бумаги, как раздался стук в дверь, и Полли, верная себе, стремительно ворвалась в комнату, не дожидаясь ответа.