Пловец Снов

– А если что-то может быть, значит, так оно и есть – принцип литературы, – резюмировал Борис с улыбкой. – Ладно, перейдём от моих детей к твоим. Пошли за Леной.

Пока они собирались и выходили на улицу, Георгий вертел в голове то, что гость рассказывал про свободу, поскольку «донорские» истории даже вспоминать не хотелось. И правда, нужна ли эта химера выбора? Горенов очень любил сладкое и постоянно искал новые вкусные конфеты. Ничего не получалось. А вот в новогодние подарки – наборы, которые составляет неизвестно кто – за редким исключением попадали выдающиеся лакомства. «Так это потому, что в детстве!» Нет, и позже. Проблема сладостей остро стояла для Георгия всегда. В гостинцах-сюрпризах, которые покупали Лене, конфеты тоже были неизменно прекрасными. «Так, значит, в её детстве!» Нет, он приобретал их до сих пор, каждый год… А кто вообще это говорит?

Они шли молча. Горенов не имел представления, где нынче обитал его друг. Судя по всему, родительская квартира, дававшая некогда приют и им с Надей, более Борису не принадлежала. Новое жилище располагалось недалеко – километра четыре или пять. Для них обоих – это не расстояние. Всё равно быстрее пешком, чем на метро. Ну, или не быстрее. Может, медленнее минут на семь-восемь, и что? Часовая прогулка в любом случае гораздо приятнее.

Два человека в одинаковых куртках шагали рядом, погрузившись каждый в свои мысли. Хотя, может, и мысли были общими? Георгий посмотрел налево и, увидев сосредоточенный взгляд Бориса, направленный ему прямо в глаза, подумал, что идея друга о том, будто они вместе составляют одного человека, не была такой уж бредовой. А если и остальные его суждения вовсе не пусты?..

Они шли вперёд, и оба чувствовали, что бредут среди теней. Среди призраков, предков, предтеч, учителей, любимых персонажей. Важно понимать: духи селятся не в домах и не на улицах, а в головах. Петербург, собственно, и есть огромная голова. Именно потому здесь так много гранитных шаров, больших и малых, удерживаемых львиными лапами и стоящих отдельно. Все они – памятники голове. На них нет бровей, носов и глаз. В них невозможно узнать человека, потому что это голова города.

Впрочем, Борис не стал бы называть своих спутников «призраками» или «тенями». Слишком мрачно для него. Скорее – «светочи»! Опять перебор? Высокопарно? Тогда – «фантомы», нейтрально. Горенов снова посмотрел на человека слева. С кем ты идёшь, друг? Кто шагает с тобой плечом к плечу? Сам он любил прогуливаться с Набоковым, с Бродским… С Пушкиным – меньше. Борис наверняка выбирал кого-то не столь стереотипного.

Георгий не разделял мнение о том, будто книги существуют, только когда их читают. Глупость. В том-то и штука, что тексты – другая, альтернативная форма жизни. Быть может, более совершенная. Произведения долгоденствуют сами по себе. Даже те, о которых вы не знали и никогда не узнаете – они всё равно есть и останутся после вас. Сочинения переживают людей, совершают поступки, играют человеком и меняют реальность. Есть несколько способов почувствовать это, и один из них – ходить по Петербургу пешком.

Люма… Разговор с Люмой был важным событием дня. Вообще, всё хорошо… Борис, Орлова… Вскоре авось и с Леной всё нормализуется. Горенов чувствовал, как меняется фаза бытия. Словно ветер на море. Бывает, он предвещает шторм и гибель, но сейчас, наконец, не так. Может быть, и кровавый план Георгия теперь заработает? В окружении книжных фантомов и старого друга он ощутил, как тексты живут «через него». Почувствовал себя одной из тех артерий, по которым буквы преодолевают века. Нет, это не Горенов выбрал, его выбрали.

Каждое из предложений предыдущего абзаца накатилось не в виде отдельной мысли, они хлынули цельной доктриной, собранным мировоззрением, которое автор будто знал, да забыл. Теперь вспомнил. Словно шёпот сфинксов подсказал. Впрочем, где они, сфинксы?.. Далеко. Шептал кто-то другой. Атланты, кариатиды, мостовые, столетние деревья, Мойка, Фонтанка, до Невы тоже неблизко, вековые здания, вышагивающий рядом коренной петербуржец, все создавали благостный шумовой фон, доносящий до Георгия единственную мысль: всё правильно, ты не один, ты важная часть всего этого, не бойся и не сомневайся. Ты не виноват. Ты вообще практически ни при чём. Ты не длань, ты уста, сложенные для речи, но не твоей. Да, совершённые тобою кровопролития – не деяния, а лишь слова, лишь послание в той форме, в какой только и можно, и должно сейчас говорить, чтобы быть услышанным. Покорись и действуй!

Всё пришло столь ясно и чётко, что Горенов ощутил это не как новую идею, но именно в качестве воспоминания, казавшегося знакомым, родным, будто недавний сон. Вообще говоря, способность не обращать внимания на то, откуда появляются и как возникают мысли, фантазии, строки – это особый вид таланта, позволяющий легко верить в чудо и в себя.