Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

Отец Павел еще в 30-е годы видел мощи преподобного Серафима Саровского в Антирелигиозном музее в Москве, в Донском монастыре. Ему запомнилось, что были поручи из белого глазета, на них написано: «Отче Серафиме, моли Бога о нас». «Мы — копеечные свечки, а он, как пудовая свеча, всегда горит пред Господом — как прошедшею своею жизнию на земле, так и настоящим дерзновением пред Святою Троицею», — записано в тетрадях архимандрита Павла.

Ночь. Как безмолвные зрители,
звездочки смотрят с небес.
Тихо вблизи от обители
тянется Саровский лес.
Келья там есть одинокая,
в ней Серафим обитал.
Знала пустыня широкая,
подвиг как он совершал…

В тетрадях отца Павла преподобный Серафим Саровский предстает по-мужицки, с топориком в руках, и так же крепки и благодатны, как сосновый дух, его молитвы…

Тихо тропинкой лесной пробирается,
в кожаной мантии, в лычных лаптях,
крест на груди его медный качается,
сумка с песком у него на плечах.
Вьется Саровка извилистой впадиной,
сосен столетних красуется строй,
и на ходу подпираясь рогатиной,
движется старец неспешной стопой.
Телом согбенный, душою смиренный,
в пустыньку он помолиться идет,
но и молитву творя сокровенную,
он для трудов свой топорик несет.
Белый на нем балахон, серебристые,
шапочкой ветхой прикрыв волоса,
вглубь он души устремляет лучистые,
полные ласки душевной глаза.
Всем изнемогшим в огне испытания:
«Радость моя! — он твердит. — Не скорби!
Бури душевные, грозы, страдания,
Господа ради с улыбкой терпи».
Учит искать он богатство нетленное,
чтоб не владела душой суета,
ибо всё мира сокровище бренное
нашей душе не заменит Христа.

«Где бы нам найти такого батюшку, как Серафим Саровский…»

Ехали люди в Верхне-Никульское — один, второй, десятый, восемьдесят пятый — каждый старался что-нибудь подарить батюшке: кто икону, кто книги, открытки, пластинки, кто из одежды что-нибудь, кто деньгами, кто вёз консервы, конфеты, масло, шоколад, цитрусовые — великий перечень, а ведь тогда было время страшного дефицита. Но сколько бы ни дарили батюшке — он дарил больше. Одной рукой принимал, а другой раздавал.

— Пойдем, я тебе покажу, мне рыбаки рыбу привезли, — сказал как-то отец Павел очередному гостю.

«А было уже в зиму, — вспоминает тот, — холодно, в чулане вообще лед. Мы выходим в чулан — а там где-то 35–40 сантиметров глубиной — весь пол засыпан свежей рыбой, навалом.

— Батюшка, откуда это?

— Да вот, рыбаки проплывали с Борка, пришли в гости и рыбы мне насыпали.

А у меня одна мысль — там, наверно, тонна рыбы — куда девать-то? Пока мы разговаривали, кто-то стучит в дверь — из деревенских, с Марьино, что ли. Потом другой откуда-то. А батюшка говорит, говорит что-то, раз — тому кулек рыбы, раз — тому пакет рыбы… Думаю, хоть тонну привезли, а он ее в два счета раздал. Он просто любил раздавать?

Действительно, огромное богатство проходило через руки о. Павла, но он всё раздавал — деньги, продукты, даже иконы «пристраивал» как он выражался, т. е. дарил тому, кому считал нужным — а сам хранил монашескую бедность. Точнее сказать, «бедным он не был, а просто образ жизни такой монашеский вёл». Ходил всю жизнь в сатиновой рубахе и штанах, одежду ему шила по «спецзаказу» духовная дочь.

— Купи мне ткани на штаны, — скажет ей отец Павел.

«Покупаю фланель со штапелем на шаровары — он на резинке носил, с карманами, сатин на рубашку — как правило, синий, рубаху тоже всегда шью «с карманами». Однажды монахини с Толги сшили батюшке штаны, но узкие — «хоть руки в штанины просовывай». «Нет, только ты мне шей!»

Приехал как-то в Верхне-Никульское молодой ярославский священник. Видит: бедно старец живет. Захотелось ему помочь, он в Ярославле и обратился к владыке Платону: «Так и так, бедствует старец». Владыка думает про себя: «Может, я чего не доглядел, может, старец-то голодает…» Приезжает отец Павел в епархиальное управление, владыка Платон издалека его увидел и кричит:

— Ты что, отец Павел, плохо живешь? Может, тебе деньги нужны?