Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

А отец Павел в ответ:

— На что мне деньги — гроб, что ли, ими оклеивать?

А тот священник, который приезжал в Верхне-Никульское, как раз это слышал и смутился. Хотел помочь, а батюшка вразумил, что ты хоть бы моего благословения спросил…

Вразумлять молодых священников приходилось часто — вот вроде и знают, что старец, что мудрее их батюшка и по годам, и по сану, но всяк норовит еще и сам старца «вразумить». Однажды приехал такой, упал перед батюшкой на колени и говорит:

— Отец N тебя обманывает!

Батюшка не стал слушать, прогнал его. Получается, что старец-то дурак, сам не видит, не знает?

Такая интересная вещь: в Москве и в Петербурге архимандрита Павла больше почитали как высокодуховного старца, чем у себя на родной ярославской земле — «нет пророка в своем Отечестве». За трапезой в Новодевичьем монастыре митрополит Ювеналий всегда садил отца Павла по правую руку как самого почетного гостя и терпеливо сносил все «хулиганские» выходки верхне-никульского старца. Подойдет, бывало, отец Павел к владыке:

— Дай денег старику на обратный билет.

Митрополит Ювеналий достает деньги, отдает их батюшке. Конечно, отец Павел не просто чудачествовал, каждое его действие имело смысл.

Вот, например, сидит за трапезой у владыки Ювеналия московское духовенство. «Я смотрю, — рассказывает отец Павел, — справа от меня молодой священник корочки хлебные не ест: мякиш вынет, а корочки оставляет на столе. Он отвернулся, а я — хвать эти корочки — и к себе в тарелку. Все на меня посмотрели, а этот священник покраснел».

«А как еще вразумлять? — спрашивает батюшкин воспитанник. — Не будешь ведь всякий раз говорить. Этот священник не голодал, в лагерях не сидел, вот и обращается так с хлебом».

— А я не могу это видеть, — сказал отец Павел. — Сколько труда в эту пшеничку вложено!

Время великой славы архимандрита Павла было и временем великой скорби. Враг никогда не оставлял о. Павла в покое, но когда имя его прославилось далеко за пределами родного края, искушения и нападения на верхне-никульского старца стали особенно изощренными. Казалось бы, с такой любовью относился он ко всем людям, что должен был надеяться и на ответную любовь или хотя бы благодарность от близких, от своих прихожан, от жителей села Верхне-Никульского, которое навеки вошло в историю как место служения великого старца. Хотя сам отец Павел как раз делал всё для того, чтобы его не считали святым. Приедет, бывало, какая-нибудь восторженная почитательница, наслышанная о «святом старце», а батюшка уже всё знает наперед, что она приехала, уйдет из сторожки к заливу за водой.

Возвращается с ведрами, босой, одна штанина закатана, другая так, — гостья разочарована до глубины души: «Вот какой отец Павел, я-то думала…»

А он ей в ответ:

— Ты дура, и я дурак.

И, конечно, хотя сельчане не раз были свидетелями прозорливости своего чудаковатого священника, они, как и многие, не понимали, что это за человек. Так, расскажут друг другу на уровне деревенских сплетен — «свинья борову, а боров всему городу»:

— Слыхали, что с трактористом-то?

— А что?

Вышел отец Павел к церкви, а по дороге пьяный тракторист едет:

— Эх, я вам сейчас башенку-то сверну!

Башня угловая — в церковной ограде. Отец Павел ему отвечает:

— Не успеешь ты мне башенку свернуть, тебя самого трактор задавит.

Через три дня того тракториста трактор и задавил.

Но чем больше сиял вокруг Троицкого храма ореол благодатной славы его настоятеля, тем более с настороженной неприязнью поглядывали некоторые из окрестных жителей на его сверкающие купола. Один за другим шли доносы в епархиальное управление: собирали подписи под общественными письмами, что отец Павел разворовал все иконы из храма, что он стар и слеп и служить не может, чтобы дали нового священника.

«К моей Татьяне приходили, — вспоминает один из жителей, — просили поставить свою подпись. Там было написано, что отец Павел даже причастие мимо рта проносит».

Конечно, всё это было клеветой и злобой, разжигаемой от лукавого. Но батюшка очень скорбел душой.

— Хуже, чем в НКВД, — вырвалось у него однажды.

Конечно, даже тот следователь по фамилии Спасский, который бил его на допросах так, что один лишь зуб «живой остался», как выражался батюшка, кто он ему? — чужой человек, хоть и злой, и жестокий, но всё-таки действовал этот садист по долгу службы. А по какому долгу подписывают клеветнические письма эти «церковные люди», которых о. Павел исповедовал и причащал неоднократно, помогал молитвой, советом, добрым словом?

Ездила к батюшке одна женщина из Рыбинска, а потом оказалось, что она книги у него ворует и отвозит тому священнику, который написал донос на Павла Груздева в органы НКВД в 41-м году. Сколько всего у отца Павла разворовали, пользуясь его гостеприимством — кто знает… В храме Николая-чудотворца в Никольском скиту на Валааме изображена на стене картина — «Святитель Николай-чудотворец спасает от казни неповинных». Когда мы вошли в Никольский храм с духовной дочерью о. Павла, она, посмотрев на картину-фреску, неожиданно сказала: