По чунским порогам

Я надел «водолазный костюм», то есть снял с себя всю одежду, и храбро вошел в порог. Струя воды мне сразу ударила под коленки, я с трудом удержался на ногах. Взбираясь на камни и проталкивая лодку вперед, или опускаясь в щель и волоча ее за собой, я успешно преодолел более половины залавка. Еще две ступени — и начнется затон. Лодка скользнула в щель, ее подхватила струя, а я еще поднажал в корму, и… наше судно крепко заклинилось между камнями. Неистово толкал я лодку. Бесполезно. Она только слегка шевелилась, поводя кормой, как таракан усами. Тогда я зашел вперед и потащил ее за нос — опять ни с места.

— Может, помочь? — участливо спросил Миша, расстегивая ворот рубашки.

— Не надо. Осилю один.

— Ой ли?

— Увидишь.

И дернул лодку изо всей силы. Она послушно соскользнула с камня, а я, потеряв равновесие, оступился и ухнул в глубоченную яму.

— «… и всплыл Петрополь, как тритон…» — продекламировал я, взбираясь на камень.

— Ну, знаешь, Сережа, — заметил Миша, — ты не тритон: для этого ты имеешь слишком длинные уши.

— Если, говоря о длинных ушах, ты подразумеваешь известное сходство, — сухо возразил я, — советую также помнить, что я — твой лучший друг. Значит, ты и сам тоже…

— Поехали, — сказал Миша и прыгнул в лодку.

Покачиваясь на волнах подпорожного прибоя, мы плыли и любовались порогом. Теперь, когда он остался позади и нам не грозили никакие залавки, когда над головой сияло чудесное ласковое солнце (а комары жалили голые плечи), казалось, что на свете краше и приятнее порога «Крутого» вообще нет ничего. Хотелось проплыть хотя бы даже самой серединой, по этим гребням, волнам, прямо через самую чертову пасть, мимо скрипучей валежины, воткнувшейся в каменный остров, зацепиться рукой за сияющую возле нее радугу…

— Гляди! — вдруг вскрикнул Миша.

Направо открылась протока. В сотне шагов от нас, у поросшего травой острова, то и дело становясь на голову, плавала огромная кряковая утка.

Мы тотчас причалили. Я схватил ружье и, как был в «водолазном костюме», пошел ее скрадывать.

Пока я пробирался по кустам, обдирая голое тело, утка уплыла вдоль берега еще шагов на двести. Тогда я решил обогнать ее и встретить, когда она наплывет на меня.

Подпрыгивая от колючек, впивавшихся в босые ноги, я помчался в обход, протискался сквозь кусты и выглянул на протоку — утка переплыла на другой берег и так же беззаботно плескалась в порослях. Тут только я почувствовал, что стою в крапиве и ноги у меня покрылись сплошными волдырями.

Так бесславно закончилась в этот день моя вторая попытка получить на обед жаркое.

Немного спустя мы вполне благополучно и без приключений прошли и «Солнечный» и «Тонской», по-другому «Выдумский», пороги. Прошли… по сухому берегу, а лодку сплавили излюбленным способом на бечеве.

Тем временем солнце закатилось, и на реке стало прохладнее. Неплохо бы разжечь костер и устроиться на честно заслуженную ночевку. Шутка ли: в один день два с половиной порога! Но…

Но мы плыли и плыли. Долгожданная цель была близка. Сгустились сумерки, и, наконец, наступила ночь. Все равно. Вперед и вперед!

И вот среди ночной мглы «на левом траверзе» вырисовались угловатые очертания построек.

— Вот и Костина!

ДВОЕ

Мы рассчитывали на лучшую встречу. Точнее: хоть на какую-то встречу. Но лодка причалила к безлюдному берегу. Не оказалось ни костров, ни бдительного караульщика, подобно пограничнику, из-под ладони внимательно и неотрывно вглядывающегося вдаль. Никого. Бессовестные «пешеходы» дрыхли где-нибудь на сеновале.

При первых признаках рассвета мы начали свои поиски. Миша остался караулить лодку от начавшегося уже набега телят и собак, а я отправился в деревню.

Начал с сельсовета. Замок. Пошел в школу. Тоже замок. Отыскал правление колхоза. Замка нет, но и в конторе нет никого. Рыжий кот, лежавший на председательском столе рядом с чернильным прибором, не мог рассказать ничего. Я вышел снова на улицу. Заспанная девчушка лет восьми гнала хворостиной гусей.

— Здравствуйте! — сказал я. — Как вас зовут?

— Томочкой.

— Томочка, где тут остановились четверо юношей?

— Каких юношей?

— Мм… Всяких… Словом, четыре путешественника. Туристы… Экспедиция…

— Не знаю я… Кыш, кыш, гуси!..

Я заговорил на другом наречии.

— Тут где-то четыре парня живут. Городские. Пришли пешком. Дожидаются, когда двое приплывут сверху на лодке. Мы приплыли, а где они?

Томочка засмеялась.

— Никаких тут городских нету. Все только свои, деревенские.

— Да ну! Тогда выходит, что же — наши ребята отсюда уже ушли?

— Не знаю, где ваши. Наши вторую неделю все живут на покосе.

— На покосе… А где у вас покосы?

— Да везде. И тут, и тут, и там, — она очертила рукой почти полный круг.

— И все на покосе? Никто здесь не остался?

— Почитай, все. Вот Терешиха дома, да Луканиха, еще бабушки, девчонки, да я…

— Тогда прощайте, Томочка, — сказал я ей, протягивая руку. — Гоните своих гусей — я видел неподалеку очень хорошую полянку — а мне скажите только, где живет председатель сельсовета?

— На покосе он.

— Прекрасно! А председатель колхоза?

— Тоже на покосе.

— Великолепно! Учитель?

— На покосе.