И когда над рекой осталась только желтая полоса заката, а потом погасла и она и прохладная роса увлажнила колючую кошенину, мы подвели итоги: все-таки двадцать две копны! Даже Груня сделалась серьезной. Подошел бригадир, похвалил:
— Оставайтесь, ребята, еще на денек. Гребь докончим, поедем в село.
Но с запада черным клином ползет тяжелая туча, и всем становится ясно, что завтра грести не придется.
— Ну, не грести, так посидите с нами, коль дождь пойдет, — упрашивает и Груня. — Песни попоем. Вы нам что-нибудь интересное расскажите. Ну, куда вы плыть в ночь собираетесь? Да еще и без ужина.
Ах, русалка! Этак здесь можно надолго остаться. Но — вечерок, куда ни шло!
Вечер кончился почти на рассвете. Сначала ужинали, пели песни, потом хохотали, слушая забавные истории, что начал рассказывать бригадир. Нам, в свою очередь, пришлось выложить весь запас своих знаний в области текущей международной обстановки, которой всего более интересовались колхозники.
И все же ночевать мы не остались. Не напугала нас ни черная туча, ни предсказание, что дождь будет с ветром.
— Мы видывали и не это!..
— Ну, как хотите, — и колхозники всей гурьбой идут провожать нас на берег.
— А все-таки зря вы едете, — кутаясь в платок, на прощание говорит нам Груня.
Может быть, и зря. Но тут было одно обстоятельство. Когда гостеприимный балаган скрылся за поворотом, Миша, стаскивая ичиги, заявил:
— На мне сена — хватит козу накормить.
— У меня тоже.
И, причалив к берегу, мы с наслаждением полощемся в холодной воде, вымывая колючую труху изо всех закоулков.
— Сережа, а ты заметил, как на тебя посмотрела Груня, когда ты рассказывал про забастовку ирландских рабочих в Эдинбурге? И еще в бок свою подругу толкнула.
— Заметил, — сказал я хвастливо. — Я очень красиво говорил.
— Угу! Ты думаешь, она потому так и посмотрела?
— Конечно!
— Нет. Потому, что Эдинбург не в Ирландии, а в Шотландии. И Груня это лучше твоего знает.
— Я сказал: Эдинбург в Ирландии?!
— Да. Ты сказал.
— Ай!.. — испуганно вскрикнув, я погрузился в воду с головой.
ТРОЕ С СОБАКОЙ
К нашему удивлению, ночью дождь не пошел. Утром — тоже. Куда девалась вчерашняя грозная туча! Небо опять — чистый ультрамарин. Луга теперь чередуются с живописнейшим бором, — поочередно уступая друг другу берега. Бор направо — луга налево, бор налево — луга направо. И везде такое обилие красной смородины, что берега кажутся раскрашенными, а зубы от оскомины не сожмешь.
Дождь пошел только к вечеру и без всякого предупреждения. Откуда-то враз набежали высокие кудрявые облака, белые, как хлопья пены. Быстро сцепились, слились воедино, потемнели и превратились в добротную тучу с достаточным запасом грома и молний. Мы еле-еле успели воздвигнуть свой походный балаган.
За ночь на землю вылилось столько воды, что илистые берега превратились в кисель. Нельзя ступить: ноги так и уходят в грязь почти по колено. Мы начали грузиться, и тут кисельные берега сыграли со мной злую шутку. Чтобы не лазить через весь багаж и не марать его грязными ногами, мы поставили лодку вдоль берега — благо, здесь сразу крутым откосом начиналась большая глубина. Я нес на плече большой тяжелый чемодан и, когда попробовал ступить в лодку, ноги у меня разъехались: одна прочно завязла в грязи, другая стала отходить вместе с лодкой. С минуту я шатался, как акробат, идущий без шеста по проволоке, а потом, когда лодка отошла дальше, мои ноги, как ножницы, раздвинулись совсем, я кувыркнулся и нырнул в воду вниз головой…
Надо отдать должное хозяйственному характеру Миши: он вытащил вначале чемодан, а потом стал оказывать помощь мне.
Это надолго испортило настроение. Мы молча закончили погрузку и молча поплыли, с презрением поглядывая на грязную оправу безукоризненно чистой реки. Так мы проплыли село Баер. Немного ниже его обнаружили на левом берегу мощные напластования торфа. Но вылезти и посмотреть, насколько далеко торфяное болото простирается в глубь «материка», у нас не набралось энтузиазма.
— Не вылезу никуда, пока берега не подсохнут, — мрачно ответил я на попытку Миши завязать геологоразведочный разговор.
А вылезти все же пришлось — захотелось обедать. Остановились в устье речки Таренды. И поразились: речка буквально кишела рыбой. Ельцы разгуливали целыми косяками, совсем не обращая внимания на нашу лодку. Мы размотали удочки, но легче оказалось поймать ельца, чем на лугу кобылку для наживки. Рыба клевала так, словно боялась быть не пойманной нами.
За обедом я обнаружил, что у моей бескурковки по неведомой причине не действует правая пружина. Я попытался разобрать замок, но старые, проржавевшие винты с разработанными головками не подчинялись отвертке, что была у меня на перочинном ноже. А с одним стволом двустволка — то же, что велосипед об одном колесе.
— Ничего, — философски заметил Миша, — все равно нам заезжать в Баянду, чую, что там наши ребята. Починим и ружье. Отвернуть винты сумеют и в кузнице.