В Баянде мы, прежде всего, увидели стоявший у берега плотик. Наконец-то! Не так радовалась щука, ухватив за хвост ускользающего от нее пескаря, как мы, подчаливая к этому плотику. А к нам уже, поддергивая штаны и рассыпая по пути друг другу подзатыльники, мчалась целая ватага ребятишек.
— Давно пришвартовалось это судно? — важно спросил я, указывая на плотик.
Ребята переглянулись.
— Третьеводнись, — и все согласно закивали головами.
— Так. А где остановились мореплаватели?
— У председателя…
— «У председателя»! У бабушки!..
— А я говорю: у председателя!..
— Ну, ладно, дети, — примирительно сказал им Миша. — В споре родится истина. Но чтобы она родилась быстрее, отведите нас сперва к председателю, а после — к бабушке.
— Что?! — возмутился я. — Нам идти? Нам идти первыми? Ни за что! Ребята, пойдите и скажите им, что здесь, на берегу, ожидает их высокое и грозное начальство. Пусть явятся немедленно.
И тем же маршем ребята устремились в гору.
— Вот это правильный тон, — внушительно объяснил я Мише. — Будь покоен, они начнут все сваливать на нас. И потому нам надо первыми перейти в наступление.
— А как ты думаешь, Сережа, — после небольшого молчания сказал Миша, — может быть, нам сразу не стоит задираться? Мы вернее сохраним свое достоинство, если встретим их миролюбиво. Допустим, котелок горячего чая…
— Правильно!.. Обожжет им сердце сильнее, чем гневная речь…
И мы принялись кипятить чай.
По реке плыли пушистые комья пены, значит, вода садилась. Ельцы плавились, и по воде разбегались несметные круги, будто шел частый и крупный дождь.
А все-таки как много мы уже проплыли!.. Как далеко остался от нас Нижнеудинск! Если бы не мешали горы и лес и можно было бы подняться и увидеть… Впрочем, нет, увидеть все равно было нельзя. Все же двести километров это не расстояньице, а расстояние!
Затявкала собака. Тонко и смешно, будто медные пятаки бросала на каменный пол. В окружении еще большей толпы ребятни к нам приближалось трое… совсем незнакомых людей.
Куда девалась наша самоуверенность! Теперь мы почувствовали себя в положении не щуки, а того мальчишки, который долго гнался за своим недругом, настиг его, наконец, на пороге его же дома, и в тот момент, когда хотел схватить его за волосы, дверь открылась, обидчик юркнул в нее, а на пороге появилась гневная мамаша…
— В чем, собственно, дело? Кто вы такие? — приблизившись к нам, спросил один из троих. Одеты они были подобно нам — смесь городского с деревенским — тоже, видимо, искатели приключений. А по возрасту разве немного старше нас, хотя, пытаясь придать себе солидность, и отрастили усики — по четыре волоска с каждой стороны.
— Извините, досадное недоразумение, — сказал Миша, засовывая руки в карманы, дабы спасти их от поцелуев чрезмерно общительной собаки.
— Извините, мы рассчитывали встретить своих товарищей, — сказал я, скрещивая руки на груди (собачонка уже успела пройтись и по моим пальцам горячим шершавым языком).
— Ай! Те-те-те! — захохотали незнакомцы. — Так это, значит, вам телеграмма насчет мозолей на пятках?
— Каких мозолей? — бледнея от обиды, спросил я.
— Не знаем, каких именно. А какие обычно бывают на пятках?
— Позвольте, — вперед выступил Миша, — мы не мальчики, чтобы так смеяться над нами. Мы — туристы, члены этнографической экспедиции (как важно бывает иногда создать себе трехэтажные титулы!), имеем попутное задание по сбору фольклора и проверке географических карт, корреспонденты спортивного журнала. Мы должны были в Костиной встретиться с остальным составом нашего отряда…
— Ну, тогда и вы нас извините, — наши противники сразу присмирели. — А нам показывали телеграмму. Думали, она для нас. Смешная очень. Выходит, она и не вам. А мы — киномеханики из Тайшета. Решили провести отпуск в Баянде. Вот, у Володи здесь бабушка живет…
Закончить начавшееся сердечное объяснение помешала девчонка, вихрем ворвавшаяся в наш кружок. Красная, запыхавшаяся, она совала нам в руки листок бумаги, видимо, ту самую телеграмму, о которой шла речь.
И вот что в ней было написано: