По чунским порогам

— Но я же сам читал! — воскликнул Миша.

— Но мы же сами стреляли! — воскликнул я.

Видимо, была в этом отличном способе какая-то не разгаданная нами тайна.

Пришлось подумать еще. Не может же быть, чтобы человек, даже два человека! — и не сумели добыть огня.

— Надо припомнить, что еще мы читали по этому вопросу, — сказал Миша.

— Вспомнил, — медленно сказал я. — Мне попадалась однажды такая фраза: «… он его ударил так, что искры из глаз посыпались…»

— Нет, не годится, — покачал головой Миша. — Помню, я тоже читал эту фразу, но там не было сказано, что после этого «он загорелся…».

— Вообще-то, верно, — согласился я, — искры мы с тобой добывали не раз, а вот огня не получалось.

— И тем не менее огонь будет, — настойчиво сказал Миша. — Еще раз: нашел! Конечно, это несколько примитивный способ. Но наши деды…

Все было понятно: огниво, кремень и трут. Огнивом мог служить обух любого ножа, кремень легко было отыскать на берегу реки, но — трут… Это нарост, «губа» на дереве. В верхней части этой «губы» находится мягкая и в то же время упругая, мелковолокнистая коричневая масса, похожая на разрыхленную замшу. Припомнилось, что трут предварительно вываривается в воде с золой, потом просушивается…

— А мы попробуем так, — сказал Миша.

Найти «губу» было недолго. Почти на каждой сухостойной лиственнице красовались такие огромные наросты, что только-только впору унести одному человеку.

Но, видимо, не зря наши деды вываривали трут в золе. Сколько мы ни кресали искры на сырой трут, он не загорался. Меняли кремни, меняли ножи, довели мастерство ударов до совершенства, когда искры из-под огнива вылетают такими пучками, как из фейерверочных бенгальских свечей — и все бесполезно. Чтобы зажечь трут, нужно его предварительно выварить в золе, чтобы выварить трут в золе, нужно предварительно зажечь огонь. Получалось, как в задаче — «что вперед явилось на свет: курица или яйцо?»

— Остается последнее средство, — упавшим голосом сказал я. — Но это значит отступить окончательно в глубь веков, к первобытному человеку.

— Давай отступим, — сказал Миша, — нас здесь никто не видит, а мне очень хочется горячего чая.

— Надо потереть один кусок дерева о другой, и вспыхнет пламя…

— Правильно!..

Мы быстренько взялись за дело, теперь уже не рассуждая, приемлем ли наш новый способ в дождь и ночью… Нам нужен был огонь сейчас!.. На сухой валежине мы стесали верхнюю ее часть, сделав гладкой и плоской, подобно столешнице, затем заготовили доску, не толстую и не длинную, но очень широкую — чтобы не обжечь руки, когда вспыхнет пламя, — и я первым начал подвиг наших праотцев. Поставив доску узкой кромкой на плоскую поверхность валежины, я быстро задвигал ею взад и вперед. Доска ерзала у меня то вправо, то влево, то втыкалась в какую-нибудь зазубринку острым передним углом.

— Ну, как? — беспрестанно спрашивал Миша.

— Следи за моими лопатками, — отвечал я, — кажется, сейчас они загорятся.

Пот лил с меня в три ручья, и мне действительно казалось, что вот-вот я сам вспыхну. Наконец, я выдохся. Но доска все же нагрелась до такой степени, что держать ее голой рукой было нельзя. Продолжать взялся Миша. Не дав остыть доске, он заработал еще прилежнее моего. Запахло паленым!.. Ура! Я побежал к реке с котелком. Вернулся… И что же? Повесив, как плети, руки, Миша сидел на валежине, отбросив от себя пожелтевшую, начавшую уже обугливаться доску.

— Куда ты ушел? — печально упрекнул он меня. — Ну, сил моих больше не стало. Из рук доска выпала. Чудаки эти первобытные, каким варварским способом огонь добывали, не могли спичек придумать… Давай начинать сначала.

— Постой! — сказал я. — А первобытные были не такие варвары, как мы с тобой. Вспомнил, я читал: они, во-первых, использовали заостренные палки, а во-вторых, брали разные породы деревьев: твердую и мягкую!

Теперь сделали так: вырубили в лиственничной валежине узкий треугольный желобок, нашли тонкую сухую осинку, вытесали из нее кол, заостренный с одного конца, и… не прошло и двадцати минут, как кол в желобке задымился, а потом вспыхнул самым настоящим долгожданным пламенем.

— Ну, знаешь, Сережа, — сказал Миша, когда мы, плотно поужинав, вытянулись у ярко пылающего костра, — все же таким способом каждый раз я добывать огонь не согласен. Коли мы превратились сейчас в первобытных, надо вспомнить и еще один их отличный обычай.

— Какой?

— Хранить огонь.

Предложение было разумным. Огонь можно было возить и с собой. В котелок насыпать слой золы, затем горящих углей, прикрыть опять, только так, чтобы они не «задохнулись»… Да, это было лучше, чем в муках, заостренной палкой добывать огонь.

— Ну, и кто же из нас будет хранителем огня? — спросил я, согласившись с предложением Миши.

— Справедливости ради, следует установить очередь, — сказал Миша. — По суткам каждому. Могу начать я.

— А как спать?

— Спать хранителю огня не придется. Помнится, заснувшего хранителя огня первобытные убивали.