По чунским порогам

Мы проплыли от места слияния Чуны и Оны не более трех километров и вдруг услышали характерный шум порога. Как же это так? Нам говорили — так получалось и по карте — о десяти километрах… Мы привстали, рассматривая в бинокли горизонт. Нет. Плесо было чистое, спокойное. А шум нарастал.

Вот еще поворот, открылось новое плесо. Вдали, на левом берегу, позолоченные вечерним солнцем показались постройки. Несколько ближе стояли плоты — их можно причалить только в затоне ниже порога, но река блестела прежней безмятежной гладью.

В шуме порогов всегда можно уловить определенный повторяющийся ритм: то затухание, то вновь подъем. «Бурный» ревел не так, как остальные пороги. Он гремел, как огромная турбина — ровно, без малейшего перерыва. Но где же все-таки порог?

Недоверчиво поглядывая на такую милую, ровную гладь реки, мы, на всякий случай, стали приближаться к левому берегу. И в надвигающихся сумерках нам показалось, что впереди запрыгали белки, однако там, где мы никак не ожидали — против причаленных плотов.

Течение сделалось быстрее, уклон воды был настолько велик, что если бы она вдруг застыла, то, пожалуй, лодка все равно покатилась бы вперед, как салазки на детской ледяной катушке.

Неожиданно на пути встала подпорожица — гряда камней, — мы обошли ее ближе к середине реки. Не успели вернуться к берегу — вторая. Опять обход. Но гряда камней уходит все дальше, теперь уже на самую середину реки; валы поднимаются все выше, крупнее; гладкая полоса воды стремительно суживается, клином втыкается в кипящий бурун — подпорожица внешним краем смыкается с порогом. Мы попались в ловушку. Остается одно из двух: или пробиться сию же минуту через подпорожицу, или войти в самый порог. А там — хаос, сплошная пена, и черными клыками торчат из воды камни залавка.

Мы свернули в подпорожицу. Ударило о камень левым бортом, потом правым, подбросило на гребне волны так высоко, что весь порог, как яма, на мгновение очутился под нами. Плеснулась через борт вода. Но к берегу мы все же успели причалить прежде, чем нас втянуло в самый залавок. «Дурак» в самом начале нам подложил свинью. Пришлось размотать бечеву и повести лодку несколько уже устаревшим для нас способом. Что ж делать, если плыть никак нельзя?

Обычно в порогах, в изголовье залавка, течение, прегражденное камнями, «спирается», как перед плотиной, и, только переливаясь через верх камней, река образует водопады. Здесь же, на таком сумасшедшем уклоне, вода не переливается, а буквально перескакивает через камни. Не течение, а прямо какой-то гидропульт.

Хуже всего, что у берега было мелко, и поэтому приходилось бечеву отпускать до последней возможности, а иногда даже и вместе с нею забредать в воду.

И тут «Дурак» подложил вторую свинью: лодка ткнулась в камень, повернулась, как на оси, встала боком к течению и стала медленно опрокидываться.

— Держи, держи! — взволнованно закричал Миша. Ему нельзя было выпустить из рук бечеву.

С трудом сохраняя равновесие на мокрых, скользких камнях, я бросился в порог. С левого борта вода, журча, уже заливалась внутрь лодки. Я уцепился за уключину, нажал — лодка вздрогнула, сорвалась с камня и метнулась книзу, а я шлепнулся в воду. Попытался встать. Приподнимался, взмахивал руками и снова, сшибленный течением, падал. Глаза, рот, уши — все залепило пеной.

Наконец, я ухватился за лодку и встал. И тут открылась перспектива: сплошной залавок, не менее километра длиной!..

Уже совсем смеркалось; из-за леса поднимались тяжелые тучи; поблескивала молния, и грузно перекатывался гром. Делать нечего, приходилось обтаскивать порог посуху. Хорошо еще, что берег был широкий и отлогий. И когда мы, наконец, стаскали весь багаж к концу залавка и пригнали пустую лодку, было далеко за полночь, в вершинах деревьев шумел ветер, и крупно накрапывал дождь. Мы забрались в дыру между бревен, валявшихся на берегу, прикрылись, как одеялом, еловой корой, что возили с собой, да так и уснули, даже не поужинав.

К утру дождь перестал, и перед нами окутанный дымкой сизого тумана предстал «Дурак» во всей своей дурачьей красоте. 

Порог кипел. Желто-серые гривы взъяренной воды ходили между камнями. Пенистые гребни порывисто подскакивали вверх, на середине порога собираясь в копну. Волны клубились, завивались, бросались на берег и падали раздробленные. Земля вздрагивала от их ударов. Грохот стоял невероятный.

Согретый солнцем туман приподнялся, распался на клочья и медленно пополз над рекой. Ниже порога, там, где река делала крутой поворот, туман, увлекаемый потоком воздуха, взбирался на берег и уползал в лес. Очертания земли исчезали, и деревья казались повисшими в воздухе, на облаках. А туман расползался все шире, заливал тайгу бескрайними разливами, обволакивал ее серебром. Река потерялась бесследно. В океане тумана плавали зеленые островки кедрачей.

Только у наших ног прибой хлестал с такой силой, что по дну перекатывались камни, а галька шуршала как песок.