По чунским порогам

За Моктыгной начались сильнейшие шиверы. Перед первой мы даже стали в тупик: уж не «Волгин» ли порог это? Причалили, осмотрели — нет. Шумит здорово, а не порог. Спустились плавом. Но не успели вырваться из первой шиверы — впереди зашумела другая. В эту пустились уже на ура, памятуя никогда нам в шиверах не изменявшее правило: держись короткого берега. Прошли хорошо! А через два километра ревет опять… Что за оказия! Приближаемся… Опять не порог; а немного спустя — еще и четвертая шивера…

А вот, наконец, и сам «Волгин». Шум, звон. Бьет в берега так, что дрожат окрестные утесы. Брызги, пена. Но для таких опытных путешественников, какими стали мы, страшного нет ничего. Отчетливо виден вполне безопасный ход.

— Психическая атака, — кивнул я головой в сторону порога.

— «Психическая? — словами Чапаева переспросил Миша и столкнул лодку в шумящий поток: — Ну, что ж, давай психическую!..»

И через полчаса позади нас уже глохнет грохот «Волгина», река поворачивает прямо на запад, врезаясь в самую гущу островерхих гор, осыпанных лучами заходящего солнца. Обгоняя нас, низко над водой, свистя крыльями, проносится белобрюхий крохаль. У берегов плещется рыба.

Вскоре за «Волгиным» Чуна сливается с Оной (в верхнем течении носящей название Бирюсы) и теперь почему-то становится Тасеевой. Река Она в устье как две капли воды схожа с Чуной. Порожиста так же, как и Чуна. И так же местами тиха и спокойна. Есть и на Оне свое пустоплесье. Но вообще-то ее пустоплесье короче чунского, порогов меньше, и они значительно слабее. От устья Оны вплоть до Тайшета здесь могут ходить — и ходят — катера, обслуживающие сплав. Вообще, Она — родная сестра Чуны, только с более мягким характером.

Почему Бирюса стала называться Оной, рассказывают так.

Поплыли из Тайшета в лодке два картографа, в то еще давнее время, когда Бирюса не была нанесена на карту. Взяли с собой в проводники неразговорчивого эвенка, вдобавок плохо владевшего русским языком. Плывут по Бирюсе, всякие изгибы, повороты отмечают, спрашивают проводника, как называются впадающие в нее маленькие речки. Тот скажет свое, местное название, картографы запишут. Увлеклись работой и не заметили, как остров встал у них на пути, а проводник направил лодку в протоку. Смотрят — как будто бы уже стала река. Спрашивают проводника:

— Почему река стала узкая?

А тот им в ответ головой кивает:

— Бирюса, Бирюса…

— Знаем, что Бирюса. Почему узкая?

Проводник молчит, не понимает, о чем его спрашивают. В этот момент и остров кончился, снова соединилась протока с главным руслом. А картографам показалось, что Бирюса влилась в какую-то другую, широкую реку.

Спрашивают эвенка:

— Какая река?

— Бирюса, Бирюса, — догадался тот, о чем его спрашивают.

— Да нет, — говорят ему, — знаем, что Бирюса. А вот в какую реку она впадает? Эта широкая река как называется?

— Она, Она, — говорит проводник, — она, Бирюса. Она…

Ну и записали картографы новую реку Ону. Потом, когда разобрались, посмеялись, а на карте так оба названия за одной рекой и оставили.

Тасеева нам не понравилась. Берег от берега далеко, дна не видно, вода какая-то зелено-бурая. Горы сразу отступили вглубь — у реки остались покрытые лесом увалы, холмы, мелкий сосняк вперемежку с осинником. На поворотах острыми стрелами вытянулись мокрые россыпи, заиленный камешник. И оттого, что река стала шире и многоводнее, мы сразу почувствовали, будто сами мы сделались меньше.

— Выходит так:

Нас ждет «Дурак».

И в мыслях «Дурака» —

Помять тебе бока, —

вдруг сказал Миша. Он иногда страдал непроизвольным стихоизвержением.

— Почему же одному мне?

— Ну, просто так, для рифмы, — примирительно заметил Миша.

Ожидался знаменитый еще по рассказам кондратьевского счетовода порог «Дурак», по другому — «Бурный». Предпоследний на нашем пути порог! Признаться, хотелось, чтобы он носил иное название, например: «Умница», «Паинька», «Тихий», «Спокойный», «Гладкий»… Слишком много обещало само название порога — «Дурак»! Хм!

Кстати, маленький, но истинный анекдот о «Дураке» и «Бурном».

Инспектируя ход сплава леса по Чуне и Оне, проезжал много лет тому назад управляющий трестом Башмачников.

И вот начальник лесопункта, расположенного в районе «Дурака», получил из пункта, откуда выехал Башмачников, радиограмму такого содержания:

«Радируйте проехал нет дурак Башмачников».

Если бы радист, принимавший радиограмму, был грамотнее, он бы написал и то и другое с большой буквы. Если бы он был педант, то, следуя правилам телеграфной передачи, все написал бы с маленькой буквы. Но он был простецкий парень и без всякой задней мысли написал то, что написал.

Башмачникову показали радиограмму. Он прочел и тут же, не моргнув глазом, отдал путевой приказ:

§ 1. Радиста такого-то за нарушение трудовой дисциплины с работы снять.

§ 2. Порог «Дурак» впредь именовать порогом «Бурный».

И стал «Дурак» «Бурным».