По другую сторону холма

Впрочем, судя по тому, что мне говорили некоторые генералы, шанс захватить этот город был упущен из-за вмешательства самого Гитлера. Варлимонт, например, сказал: «Гитлер отдал очередной роковой „стоп-приказ“, когда авангард бронетехники группы армий „Север“ уже подходил к пригородам. Очевидно, он хотел избежать потерь в живой силе и технике, ведь нам пришлось бы воевать на улицах крупного советского города, население которого было настроено сражаться до конца. Той же цели можно было добиться, отрезав все пути снабжения города». Мнение Блюментритта было таково: «Ленинград можно было захватить — вероятно, даже без особого труда. Но после битвы за Варшаву 1939 года Гитлер с настороженностью относился к крупным городам из-за риска больших потерь. Танки уже приступили к последней стадии наступления, когда Гитлер приказал им остановиться, как это было перед Дюнкерком в 1940 году. Поэтому никакого настоящего штурма Ленинграда в 1941 году не было, вопреки видимости и вопреки всем приготовлениям, включая развертывание дальнобойной артиллерии, переброшенной из Франции».

Попытка захватить город посредством окружения и блокады также не имела успеха. Осенью, когда мобильные силы были переброшены на московское направление, шансы только уменьшились. Танковая группа Хеппнера, главная ударная сила на Северном фронте, была переброшена к 4-й армии Клюге на Центральном фронте. Если в июле Гитлер был против предложения ОКХ сосредоточить наступление на московском направлении, то теперь ради этой запоздалой попытки он пожертвовал своими собственными планами захватить Ленинград. Похоже, немцы добились бы большего, если бы последовательно старались выполнить поставленные задачи ОКВ или ОКХ, а не метались от одной к другой в поисках компромисса.

Осенний натиск

Неудачи под Ленинградом остались в тени блистательного исхода операции под Киевом. Успешное окружение воодушевило немцев и породило надежды, что подобное окружение можно провести в секторе Десны под Вязьмой, что откроет прямую дорогу на Москву. Те, кто и раньше желал осуществить эту операцию, проявляли еще большее не терпение, хотя время года ей и не благоприятствовало. Те же, кто склонялся в пользу других направлений, тоже признавали, что настал подходящий момент для захвата Москвы.

Рундштедт рассказывал мне о том периоде после войны: «Взяв Киев, мы должны были остановиться на Десне. Я как мог настаивал на этом, и фельдмаршал фон Браухич со мной соглашался. Но Гитлер, окрыленный победой под Киевом, стремился вперед и не сомневался, что сумеет взять Москву. Его, как обычно, поддерживал фельдмаршал Бок, поскольку его войска также были нацелены на Москву. Генерал Гальдер тоже не был против». Но документальные свидетельства той поры не подтверждают, что Браухич разделял более осторожную точку зрения. Согласно этим свидетельствам, Рундштедт действительно первым предложил остановиться, хотя и слишком настаивал на своем предложении вплоть до начала ноября.

Учитывая победоносный настрой того времени, не трудно понять, какие настроения преобладали среди немецких военачальников, уверенных в успехе осеннего наступления. Но они буквально подарили русским два месяца на укрепление своего фронта и тем самым уменьшили шансы немцев на победу. Вопреки всеобщим чаяниям осень выдалась исключительно дождливой. Как с горечью заметил Блюментритт: «Мы простояли два лучших месяца в году, август и сентябрь. Эта ошибка стала роковой».

Вместе с решением идти на Москву Гитлер принял еще одно решение, ставшее причиной дополнительных трудностей и не позволившее немцам сосредоточить все свои силы. Фюрер просто не смог устоять перед искушением развить успех на юге одновременно со взятием Москвы.

Неудачи у «ворот на Кавказ»

Решив двигаться дальше, Гитлер поставил перед Рундштедтом чрезвычайно амбициозную задачу — захватить побережье Черного моря и достичь Кавказа. Рундштедт показал мне на карте цели наступления. Он должен был выйти к Дону на участке от Воронежа на восток к его устью у Ростова, затем продвинуться вперед и захватить нефтяные месторождения под Майкопом силами правого крыла, а также Сталинград на Волге силами левого крыла. Когда Рундштедт заговорил о высоком риске и о трудностях, связанных с продвижением на четыреста миль за Днепр, да еще с растянутым и открытым левым флангом, Гитлер заверил его, что русские уже не способны к серьезному сопротивлению и что замерзшие дороги позволят ему быстро достичь поставленных целей.