По южным странам

Джаллауд щипцами подгребает жар к кофейнику. Как заведено исстари, в маленькие чашечки наливают чуточку кофе. Если захочешь еще, передай чашку хозяину, если нет (вежливость не допускает пить больше двух чашек!), надо покачать чашечку и только после этого возвратить. Хозяин нальет в нее кофе и передаст уже другому. Кофе варится в далли — большом кофейнике с длинным носиком, а потом наливается в малый — ракуэ. Чашечки хранятся в особом цилиндрическом сосуде.

На специальной решетке, маркаба, греется на огне чайник. Чай наливают в разукрашенные стаканчики — кэс. Чаю можно пить много, сколько хочешь.

Входит отец хозяина на костылях. Ему больше семидесяти пяти лет. Четыре года назад он упал с верблюда и сломал ногу. Нога стала пухнуть, краснеть. И вот его брат взял бритву и сам ампутировал ногу. Жизнь была спасена.

Молодые бедуины помогают старцу сесть у огня. Он еще ни разу не видел русских. Рассматривает нас, спрашивает, есть ли в нашей стране такие шатры. Мы рассказываем, как устроены кибитки казахов и туркмен, живущих, как и они, со своими стадами в пустыне. Всем нравится, что мы интересуемся названиями и назначением разных предметов, и каждый старается показать что-нибудь новое. Хозяин обращает внимание на то, что в костер они кладут корни полыни и биюргуна, а также помет верблюдов.

Жена хозяина накинула на специальные крючки широкую шерстяную занавеску. Сразу стало теплее, хотя ветер по-прежнему шевелил стенки и крышу шатра. В обычное время, когда нет холодов, одна его сторона, как правило, обращенная на восток, открыта.

Издалека доносится гул автомобиля. Вскоре показался яркий свет фар, и машина подъехала к самому шатру. Входят шесть солдат. Они здороваются со всеми и греют озябшие руки у костра, куда только что подбросили охапку полыни. Это пограничники, возвращающиеся в Тадмор. Ужинаем вместе. В котле рассыпчатый рис, сваренный на воде. На столе его поливают жиром и томатным соусом, а поверх кладут куски баранины. По всей скатерти разбрасывают свежеиспеченные тончайшие лепешки — хубз саджа. Еще подается не то сыр, не то творог — жибни. Как гостеприимен бедуин! Он бескорыстно отдает все, что у него есть и при этом просит извинения. Если бы он знал раньше о прибытии гостей, приготовил бы всего больше и лучше.

Когда мы вышли из шатра, высоко в небе мерцали Плеяды и раскинул свои звезды Орион. На полированных ветром обломках кремня поблескивают лунные лучи. Глухо рычат сторожевые псы, не покидая согретой их телом щебнистой земли. Солдаты ночуют в шатре, а мы в глинобитном домике. К камышовому, на свилеватых стропилах, потолку подвешена на длинной проволоке «летучая мышь». В углу свалены мешки с финиками, больше полутонны — годовой запас для всей семьи.

На следующий день мы отправились дальше, придерживаясь телеграфной линии. В полдень нам встретился жалкий бедуинский шатер. Возле него на привязи несколько барашков. Пожилая женщина с татуировкой на лице отгоняет псов. Если мы ей дадим воды, она сделает нам шнине (густое и кислое овечье молоко всегда разбавляют водой). Вода у нас есть, и через несколько минут мы с наслаждением пьем холодный, чуточку похожий на кумыс дар пустыни. Пьем из погнутой алюминиевой миски, вероятно, единственной в хозяйском обиходе. Собакам шнине наливают прямо в ямку на земле. Псы лакают так быстро, что шнине не успевает впитаться в хрящеватую почву пустыни.

На карте показано несколько троп, сходящихся к колодцу Бир-Элейяние. Вскоре показалась широкая вади, множество бедуинских шатров и колодец, у которого сгрудилась большая отара овец. Собрались бедуины. Оказывается, здесь в радиусе менее одного километра не один, а сорок колодцев, и воды много, «будто море под землей».

Бир-Элейяние — последняя группа колодцев перед безводной пустыней. Они расположены как раз на границе, отделяющей сахель от хамада. Этими колодцами пользуются несколько бедуинских племен. У каждого племени свои колодцы, закрепленные традицией. В районе сравнительно хорошие зимние и летние пастбища.

Нам предстояло совершить большое путешествие по южной части страны, пограничной с Ираком и Иорданией. Границы не везде обозначены четко, а имеющиеся у нас карты недостаточно точны, поэтому мы опасаемся, как бы случайно не оказаться за пределами Сирии. Памятуя о древних водителях караванов Пальмиры, мы отправились к начальнику тадморской пограничной стражи просить проводника. Назначенный нам гид был вызван из казармы и явился с винтовкой, охотничьим ружьем, спальным мешком и сандалиями.

Абу-Мухаммед — бедуин, уроженец хамада, отлично знает дороги, тропы и редкие колодцы и, что очень важно, хорошо ориентируется по карте. Как только ему были показаны намеченные нами пункты, он оставил разбитое пыльное шоссе, идущее вдоль нефтепровода, и повел нас без всякой дороги, благо равнинный хамад позволял идти машинам в любом направлении.