По ком звонит колокол

– Salud, старик, – сказала она ему.

– Послушай, – сказал Простак, – умереть я не боюсь, но бросить их вот так одних – это… – Его голос дрогнул.

– Другого выхода не было, – сказал ему Роберт Джордан.

– Знаю. Но все равно.

– Другого выхода не было, – повторил Роберт Джордан. – А теперь лучше об этом не говорить.

– Да. Но они там, одни, а от нас никакой помощи…

– И тем не менее лучше не говорить об этом, – еще раз повторил Роберт Джордан. – А ты, guapa, иди получай свои наставления.

Он посмотрел, как она спускалась вниз, пробираясь между камнями, а потом долго сидел, задумавшись, глядя на дальние горы.

Простак пытался заговорить с ним, он не отвечал. Солнце сильно пекло, но он не обращал внимания на жару, все сидел, вперив взгляд в горные склоны и длинные островки сосняка, тянувшиеся к вершине по самому высокому из них. Прошел час, и солнце переместилось далеко налево, когда он увидел, как они переваливают через вершину, и поднес к глазам бинокль.

Когда в поле зрения появились два первых всадника, их лошади показались ему маленькими и незначительными на фоне длинного зеленого склона высокой горы. Потом, растянувшись шеренгой поперек него, стали спускаться еще четыре всадника, а потом, наведя резкость, он отчетливо увидел в бинокль людей на лошадях, ехавших колонной по двое, и почувствовал, как взмокли у него подмышки и пот побежал по бокам. Во главе колонны ехал один всадник, за ним – остальные, потом – лошади без всадников, к седлам была приторочена разная поклажа. За ними следовало еще двое верховых. Дальше ехали раненые, их лошадей вели под уздцы сопровождающие. Колонну замыкало еще несколько кавалеристов.

Роберт Джордан следил, как они спускаются по склону и исчезают в лесу. С такого расстояния он не мог определить, что за груз привязан к седлу одной из лошадей – длинная скатка из плащ-палатки, связанная с концов и в нескольких местах посередине, между веревками выпирали бугры, делая скатку похожей на стручок, полный горошин. Скатка лежала поперек седла, ее концы были привязаны к стременным ремням. Параллельно ей к седлу был прикреплен горделиво торчавший пулемет Глухого.

Лейтенант Беррендо, возглавлявший колонну, острие которой выдвинулось довольно далеко вперед, а фланги расползлись в обе стороны, никакой гордости не испытывал. Он испытывал лишь опустошенность, которая наступает после боя. Отрубать головы – варварство, думал он. Но в качестве доказательства и для опознания это необходимо. У меня наверняка будет много неприятностей из-за всего этого дела, и, кто знает, может, то, что я привезу головы, смягчит моих командиров. Среди них есть такие, которым подобные вещи нравятся. Не исключено, что они отправят все эти головы в Бургос. Дикость, конечно. Самолеты были хороши, muchos. Очень. Очень. Но мы могли сделать все сами, причем даже без особых потерь, будь у нас миномет Стокса. И еще два мула для перевозки снарядов и один – с минометом, притороченным к вьючному седлу. Плюс огневая мощь всего нашего стрелкового оружия. Да это была бы целая армия! И еще один мул. Нет, два мула для перевозки боеприпасов. Хватит, одернул он себя. Это уже не кавалерия. Хватит. А то нафантазировал себе целую армию. Глядишь, так тебе скоро горная пушка понадобится.

Потом он стал думать о Хулиане, замертво упавшем там, на склоне, и теперь едущем в первом эскадроне привязанным поперек седла. Оставив позади ярко освещенную солнцем поляну и углубившись в густой сосновый лес, в тихом сумраке деревьев он снова начал молиться за него.

«Радуйся, Царица Небесная, Матерь милосердная, наша жизнь, наша услада, наша надежда, радуйся! К Тебе, стеная и плача, возносим мы вздохи наши из долины слез…»

Он продолжал молиться, а лошадиные копыта мягко ступали по хвойному ковру, и свет пробивался между древесными стволами, словно между колоннами собора; молясь, он высматривал впереди среди деревьев своих дозорных, высланных вперед.

Они выехали из леса на желтую дорогу, которая вела в Ла Гранху, и из-под лошадиных копыт сразу поднялась и повисла в воздухе над колонной густая пыль. Она оседала на покойниках, лицом вниз привязанных к седлам; и раненые, и те, кто вел их коней в поводу, скоро тоже покрылись толстым слоем пыли.

Именно в тот момент Ансельмо увидел, как они проезжают мимо в облаке этой пыли.

Он сосчитал мертвых и раненых, узнал пулемет Глухого. Но он не догадался, что находилось в тюке из плащ-палатки, колотившем по бокам лошадь, к стременам которой он был привязан. И только потом, на обратном пути, уже в темноте взойдя на гору, где провел свой последний бой Сордо, он вмиг понял, что было в том тюке. В темноте он не мог разобрать, кто именно был здесь с Глухим. Но он пересчитал тех, кто там лежал, и направился через горы в лагерь Пабло.