По ком звонит колокол

Стоя на вершине, лейтенант Беррендо сначала посмотрел вниз, на своих мертвецов, потом – вдаль, туда, где они галопом преследовали Сордо, пока тот не нашел убежище здесь. Он мысленно восстановил диспозицию сил перед боем, потом приказал привести наверх лошадей, чьи хозяева были убиты, и привязать тела погибших поперек седел, чтобы можно было доставить их в Ла Гранху.

– Этого тоже заберите, – сказал он. – Вот этого, с пулеметом в руках. Должно быть, это и есть Глухой. Он самый старший, и это он стрелял из пулемета. Нет. Отрежьте ему голову и заверните в какую-нибудь плащ-палатку. – Он с минуту поразмыслил. – Можете прихватить и головы остальных. Тех, что лежат на склоне и там, где мы впервые их настигли, – тоже. Соберите ружья и пистолеты и привяжите этот пулемет к седлу.

Потом он спустился туда, где лежал молоденький лейтенант, убитый во время первого штурма. Посмотрел на него, но не прикоснулся.

«Qué cosa más mala es la Guerra – какая гнусная вещь война», – подумал он, снова перекрестился и, спускаясь вниз, прочел пять молитв к Богородице и пять раз – «Отче наш» за упокой души своего погибшего товарища. Присутствовать при исполнении собственного приказа он не пожелал.

Глава двадцать восьмая

После того как самолеты пролетели над ними, Роберт Джордан и Простак услышали, что началась бомбежка, и у Роберта Джордана снова бешено заколотилось сердце. Облако дыма плыло над последней из видимых им вершин кряжа, а самолеты превратились в три постепенно уменьшающиеся крапинки в небе.

«Может, они разбомбили к чертовой матери собственную кавалерию, а до Сордо с его людьми так и не добрались? – подумал Роберт Джордан. – Эти проклятые самолеты нагоняют смертельный страх, но не убивают».

– Там бой продолжается, – сказал Простак, прислушиваясь к треску шквального огня. Когда шла бомбардировка, он вздрагивал от разрыва каждой бомбы и до сих пор облизывал пересохшие губы.

– Конечно, продолжается, – ответил Роберт Джордан. – Эти чертовы штуковины людей обычно не уничтожают.

Потом пальба полностью прекратилась – больше не раздалось ни единой очереди. Пистолетного выстрела лейтенанта Беррендо они, само собой, услышать не могли.

Вначале, когда огонь только прекратился, это не сильно встревожило Роберта Джордана. Но по мере того как тишина длилась все дольше, в груди росло ощущение мучительной пустоты. Потом послышались разрывы гранат, и на миг сердце у него радостно екнуло. Но потом все смолкло окончательно, тишина уже ничем не нарушалась, и он понял, что это конец.

Из лагеря пришла Мария с жестяным ведерком заячьего жаркого в густой грибной подливе, полной торбой хлеба, кожаным бурдюком, четырьмя жестяными тарелками, двумя кружками и четырьмя вилками. Остановившись возле пулемета, она наполнила тарелки для Агустина и Эладио, который сменил Ансельмо в качестве второго номера, выдала им по ломтю хлеба и, вытащив затычку из бурдючного рога, налила вина в две кружки.

Роберт Джордан наблюдал, с какой гибкостью она карабкается на их наблюдательный пост: торба с хлебом на плече, ведерко в руке, ежик остриженных волос блестит на солнце. Он спустился, взял у нее ведерко и помог взобраться на последний валун.

– Что там делала авиация? – спросила она, устремив на него испуганный взгляд.

– Бомбила Глухого.

Он снял крышку с ведерка и стал накладывать мясо в тарелку.

– Бой еще идет?

– Нет. Все кончено.

– Ох! – Она закусила губу и взглянула на дальние горы.

– У меня нет аппетита, – сказал Простак.

– Все равно поешь, – сказал ему Роберт Джордан.

– Да мне кусок в горло не полезет.

– А ты выпей, приятель. – Роберт Джордан протянул ему бурдюк. – Потом и поесть сможешь.

– После того, что случилось с Сордо, всякая охота пропала, – сказал Простак. – Ешь сам. Мне не хочется.

Мария подошла к нему, обняла за шею и поцеловала.

– Поешь, старик, – сказала она. – Мы все должны запастись силами.

Простак отвернулся от нее. Он взял бурдюк и, запрокинув голову, направил струю вина прямо в горло. Потом наполнил тарелку и начал есть.

Роберт Джордан посмотрел на Марию и покачал головой. Она села рядом и обняла его за плечи. Все они понимали, что чувствует сейчас другой. Так они и сидели; Роберт Джордан ел неторопливо, отдавая должное вкусной грибной подливе и запивая еду вином; никто не произносил ни слова.

– Если хочешь, можешь остаться здесь, guapa, – сказал Роберт Джордан, когда с едой было покончено.

– Нет, – ответила она. – Я должна вернуться к Пилар.

– Теперь уже не обязательно. Не думаю, что случится что-то еще.

– Нет. Нужно идти к Пилар. Она меня наставляет.

– Что-что она делает?

– Наставляет меня. – Она улыбнулась и поцеловала его. – Ты никогда не слышал, как наставляет священник? – Она покраснела. – Вот и Пилар делает что-то вроде этого. – Она еще больше покраснела. – Только по другому поводу.

– Ну, иди слушай ее наставления, – сказал он и погладил ее по голове.

Она снова улыбнулась ему и обратилась к Простаку:

– Тебе ничего не нужно принести снизу?

– Нет, дочка, – ответил он. Было видно, что он еще не отошел после случившегося.