По ком звонит колокол

Этот часовой тоже сидел, привалившись к стене. Его каска висела на крючке, и лицо было отчетливо видно. Роберт Джордан узнал в нем того же человека, который нес здесь дежурство два дня назад в дневную смену. На голове у него была та же вязаная шапка, напоминавшая носок. И он с тех пор, видимо, так и не побрился. Щеки у него запали, и скулы резко обозначились. У него были кустистые, сросшиеся над переносицей брови. Он выглядел сонным и, пока Роберт Джордан смотрел на него, широко зевнул. Потом вынул из кармана кисет, пачку бумаги и скатал самокрутку. Он долго без толку щелкал зажигалкой и наконец, сунув ее обратно в карман, подошел к жаровне, наклонился над ней, достал уголек, подбросил его несколько раз в ладони, дуя на него, прикурил самокрутку и бросил уголек обратно в жаровню.

Потом он снова сел, прислонившись к стене будки, и затянулся, Роберт Джордан, глядя в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением, хорошо рассмотрел его лицо. Но тут же отнял бинокль от глаз, сложил его и положил в карман.

Не надо на него больше смотреть, сказал он себе.

Продолжая лежать на земле и наблюдать за дорогой, он старался вообще ни о чем не думать. На сосне ниже по склону дробно зацокала белка, Роберт Джордан увидел, как она сбежала вниз по стволу дерева, остановилась, повернула голову и стала смотреть туда, откуда за ней наблюдал человек. Он увидел глаза зверька – маленькие и блестящие – и вздрагивающий от тревоги хвост. Потом белка спрыгнула на землю и, распушив хвост, отталкиваясь маленькими лапками и передвигаясь длинными прыжками, перебралась на соседний ствол. Здесь она снова оглянулась на Роберта Джордана, после чего шмыгнула на другую сторону ствола и исчезла из виду. Потом ее цоканье раздалось сверху, и он увидел ее распластавшейся на одной из высоких ветвей и размахивающей хвостом из стороны в сторону.

Роберт Джордан снова перевел взгляд на сторожевую будку, видневшуюся сквозь деревья. Хорошо бы белка была у него в кармане. Ему хотелось иметь что-то живое, к чему можно прикоснуться. Он потерся локтями о сосновые иглы, но это было совсем не то. Никто не знает, каким одиноким можно чувствовать себя, когда выполняешь такое задание. Я, однако, знаю это очень хорошо. Надеюсь, крольчонку удастся благополучно выбраться из всего этого. Ну-ка прекрати! Да, все понятно. Но надеяться-то не возбраняется, и я надеюсь. Что взорву мост как положено и что она благополучно выберется отсюда. Да. Конечно. Именно так. Это все, чего я сейчас желаю.

Он все так же лежал на земле, но смотрел теперь не на дорогу и сторожевую будку, а на дальние горы. Не думай вообще ни о чем, велел он себе и спокойно лежал, наблюдая, как наступает утро. Стоял конец мая, в это время года утро наступает быстро, и это было чудесное утро раннего лета. Один раз мотоциклист в кожаной куртке и кожаном шлеме, с автоматом в чехле у левого бедра, проехал через мост и направился дальше вверх по дороге. Один раз прямо внизу, под ним, проехала санитарная машина и тоже проследовала через мост и дальше по дороге. Но это и все. Роберт Джордан дышал хвойным воздухом, слышал журчание речки и теперь, в утреннем свете, ясно видел красивые очертания моста. Он лежал за сосной, с автоматом на левом предплечье, и больше ни разу не взглянул на сторожевую будку, пока, уже после того как ему стало казаться, что ничего не будет, что ничего не может случиться в такое прекрасное майское утро, внезапно не услышал глухие удары кучно взрывающихся бомб.

И как только он их услышал, как только донесся до него первый громовой раскат, еще не отразившийся эхом от гор, Роберт Джордан сделал глубокий вдох и взялся за автомат. Рука затекла от его тяжести, и пальцы двигались с трудом, словно бы неохотно.

Часовой в сторожевой будке при первых же разрывах бомб встал. Роберт Джордан увидел, как он, взяв ружье, вышел из будки, прислушиваясь. Он стоял посреди дороги, на ярком свете. Вязаная шапка сползла набок, солнце освещало его небритое лицо, обращенное вверх и в ту сторону, где самолеты сбрасывали бомбы.

Туман над дорогой уже совсем рассеялся, и Роберт Джордан отчетливо видел человека, стоявшего на дороге и смотревшего в небо. На нем плясали солнечные блики, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев.

Роберт Джордан почувствовал, как у него перехватило дыхание, словно грудь туго опоясали проволокой, потверже уперся локтями в землю, ощутил под пальцами ребристую поверхность передней рукоятки, точно совместил мушку с прорезью прицела, навел на середину груди часового и мягко нажал на курок.