В следующий момент Простак и Агустин уже тащили его под мышки вверх, по последнему отрезку склона, и его левая нога, цепляясь за землю, вихляла во все стороны на своем новом суставе. Один раз прямо над ними просвистел снаряд, и они, бросив Роберта Джордана, распластались на земле, но, как только земля и металлические осколки улеглись, подхватили и потащили снова и, наконец, добрались до укрытия в лесном овраге, где стояли лошади; Мария, Пилар и Пабло склонились над ним.
Потом Мария опустилась рядом на колени, повторяя:
– Роберто, что с тобой?
Обливаясь потом, он сказал:
– Левая нога сломана,
– Мы ее перевяжем, – сказала Пилар. – Поедешь вот на этом. – Она указала на одну из вьючных лошадей. – Снимайте поклажу.
Роберт Джордан увидел, что Пабло качает головой, и кивнул ему.
– Езжайте сами, – сказал он. И, обращаясь к Пабло, добавил: – Пабло, подойди сюда.
Обросшее щетиной, лоснящееся от пота лицо склонилось над ним, и в нос Роберту Джордану ударил тяжелый запах Пабло.
– Нам с Пабло надо поговорить, – сказал он Пилар и Марии. – Дайте нам с ним поговорить.
– Очень больно? – спросил Пабло, низко склонившись к Роберту Джордану.
– Нет. Наверное, нерв перебит. Послушай. Уходите. Мое дело – швах, понимаешь? Я только минутку поговорю с девушкой. Когда крикну: «Забирай ее» – подходи и уводи. Сама она не захочет уйти. Я только минутку поговорю с ней.
– Ясно, но времени у нас мало, – сказал Пабло.
– Знаю. Думаю, лучше вам идти на республиканскую территорию, – сказал Роберт Джордан.
– Нет. Я иду в Гредос.
– Подумай своей головой.
– Давай, говори с ней, – сказал Пабло. – Времени в обрез. Мне жаль, что это с тобой случилось,
– Но раз уж случилось… – сказал Роберт Джордан. – Ладно, не будем об этом. Но ты все же подумай. У тебя ведь хорошие мозги. Пораскинь ими.
– Уже пораскинул, – ответил Пабло. – Давай, говори с ней быстрее,
Отойдя к ближайшему дереву, Пабло стал смотреть вниз, на склон, и дальше, на дорогу, и еще дальше, через пролом моста, на другую сторону ущелья. На серого мерина, оставшегося на склоне, он посмотрел с искренней жалостью. Тем временем Пилар и Мария хлопотали над Робертом Джорданом, сидевшим, привалясь спиной к стволу дерева.
– Разрежь штанину, пожалуйста, – попросил он Пилар. Мария сидела рядом с ним на корточках и молчала. Солнце играло в ее волосах, а лицо искажала гримаса, какая бывает у ребенка, готового вот-вот расплакаться. Но она не плакала.
Пилар достала нож и разрезала его левую штанину от кармана донизу. Отвернув края разрезанной штанины, Роберт Джордан осмотрел свое бедро. Дюймов на десять ниже тазобедренного сустава вздулась багровая опухоль, формой напоминавшая маленький островерхий шалаш; дотронувшись до нее пальцами, он ощутил обломок бедренной кости, упиравшийся в кожу изнутри. Нога неестественно вывернулась. Он посмотрел на Пилар. Выражение лица у нее было таким же, как у Марии.
–
Она отошла, низко опустив голову, не сказав ни слова, ни разу не оглянувшись, и Роберт Джордан заметил, как содрогаются у нее плечи.
–
И тут она заплакала.
– Нет,
Она ничего не ответила, только притянула его голову к себе обеими руками и прижалась к его щеке.
– Слушай меня внимательно, крольчонок, – сказал он. Он понимал, что надо торопиться, и весь обливался потом, но он должен был сказать это и заставить ее понять. – Сейчас ты уйдешь, крольчонок. Но я уйду вместе с тобой. Пока будет жив один из нас, будем живы мы оба. Ты меня поняла?
– Нет, я останусь с тобой.
– Нет, крольчонок. То, что я должен сейчас сделать, я должен сделать один. Если ты будешь рядом, я не смогу сделать это так, как надо. А если ты уйдешь, я уйду вместе с тобой. Разве ты этого не понимаешь? Любой из нас – это мы оба.
– Я останусь с тобой.
– Нет, крольчонок. Слушай меня. Это нельзя сделать вместе. Каждый делает это в одиночку. Если ты уйдешь, я уйду с тобой. Только так я могу уйти отсюда – вместе с тобой. Ты сейчас уйдешь, я знаю, потому что ты умница и ты добрая. Ты уйдешь сейчас за нас обоих.
– Но мне будет легче, если я останусь с тобой, – сказала она. – Мне так лучше.
– Я знаю. Но сделай это ради меня. Сделай это, потому что из нас двоих только ты можешь это сделать.
– Роберто, ты не понимаешь. А как же
– Конечно, – сказал он. – Тебе так будет тяжелее. Но ведь теперь ты – это и я тоже.
Она промолчала.
Обливаясь по́том, он смотрел на нее и уговаривал, стараясь так, как никогда в жизни еще не старался.
– Сейчас ты уйдешь за нас обоих, – говорил он. – Ты не должна думать только о себе, крольчонок. Ты обязана исполнить свой долг.
Она затрясла головой.
– Теперь ты – это я, – повторил он. – Ты не можешь не чувствовать этого, крольчонок. Послушай, крольчонок, это правда: так я тоже смогу уйти. Клянусь, что это правда.
Она не отвечала.