По ком звонит колокол

Единственное, о чем я жалею, так это то, что пришлось убивать. Но, конечно же, у нас будет возможность искупить этот грех, потому что он лежит на таком количестве людей, что какой-то справедливый способ облегчить душу обязательно придумают. Хотел бы я поговорить об этом с Inglés, хотя, наверное, по молодости он меня не поймет. Он уже говорил мне что-то об убийствах. Или это я ему говорил? Должно быть, ему много приходилось убивать, но не похоже, чтобы это ему нравилось. В тех, кому это нравится, всегда есть какая-то гнильца.

Убийство и впрямь великий грех, думал он. Потому что это одна из тех вещей, которые мы не имеем права делать, даже если это необходимо. Но в Испании это делают слишком легко, часто без настоящей нужды, и в поспешности нередко творится несправедливость, которую потом уже ничем не исправишь. Как бы мне хотелось отделаться от этих мыслей, подумал он. И чтоб уже сейчас существовало какое- то наказание, которое можно было бы принять, чтобы искупить грех, потому что из того, что я сделал в своей жизни, это единственное, из-за чего мне бывает худо, когда я остаюсь один. Все остальное можно простить или искупить добротой или другими какими пристойными делами. Но убийство, думаю, слишком тяжкий грех, мне хотелось бы, чтобы с этим можно было что-то сделать. Может, потом будут установлены какие-то дни, в которые человек станет трудиться на государство или делать что-то еще, чтобы избавиться от вины. Может, можно будет делать какие-то пожертвования, как раньше в церкви, подумал он и улыбнулся. В церкви для искупления грехов все было хорошо налажено. Воспоминание доставило ему удовольствие, и он улыбался, стоя в темноте, когда к нему подошел Роберт Джордан. Тот приблизился неслышно, так что старик не видел его, пока он не оказался рядом.

– Hola, viejo, – прошептал Роберт Джордан и похлопал его по спине. – Ну, как тут наш старик?

– Очень холодно, – ответил Ансельмо.

Фернандо стоял чуть в стороне, повернувшись спиной к ветру, который беспрерывно мёл снег.

– Пошли, – шепотом сказал Роберт Джордан. – Дойдем до лагеря – согреешься. Было преступлением оставить тебя здесь так надолго.

– Вон, смотри, у них свет горит. – Ансельмо указал на лесопилку.

– А где часовой?

– Его отсюда не видать. Он за поворотом.

– Черт с ними, – сказал Роберт Джордан. – В лагере все расскажешь. Пошли скорей.

– Дай я тебе покажу, – сказал Ансельмо.

– Утром посмотрю, – ответил Роберт Джордан. – Вот, на-ка, глотни.

Он протянул старику свою фляжку. Ансельмо поднес ее к губам и сделал глоток.

– Ого! – сказал он, вытирая губы. – Прямо огонь.

– Пошли, – донесся из темноты голос Роберта Джордана. – Надо идти.

Теперь тьма стояла такая, что видны были только несущиеся мимо снежные хлопья и черневшие даже в темноте прямые стволы сосен. Фернандо стоял чуть выше по склону. Ты только посмотри на него, сказал себе Роберт Джордан, стоит как статуя индейца в табачной лавке. Наверное, надо и ему предложить.

– Эй, Фернандо, – сказал он, подходя. – Хочешь глоток?

– Нет, – ответил Фернандо. – Спасибо.

Это тебе спасибо, подумал Роберт Джордан. Хорошо, что табачный индеец не пьет. У меня совсем мало осталось. Черт, как же я рад видеть старика! Он посмотрел на Ансельмо, снова похлопал его по спине, и они стали подниматься в гору.

– Я рад тебя видеть, viejo, – сказал он Ансельмо. – Когда у меня тяжело на душе, стоит посмотреть на тебя – и сразу становится веселее. Ну, пошли.

Под непрекращавшимся снегом они снова стали взбираться по склону.

– Возвращение в чертоги Пабло, – произнес Роберт Джордан. По-испански это звучало величественно.

– El Palacio del Miedo, – поправил его Ансельмо, – в чертоги Страха.

– La cueva de los huevos perdidos, – весело подхватил Роберт Джордан. – В пещеру разбитых яиц.

– Каких таких яиц? – спросил Фернандо.

– Это шутка, – ответил Роберт Джордан. – Просто шутка. Это не те яйца, о которых ты думаешь. Другие.

– А почему они разбились? – спросил Фернандо.

– Не знаю, – ответил Роберт Джордан. – Чтобы объяснить, целую книгу пришлось бы написать. Спроси у Пилар. – Он на ходу обнял Ансельмо за плечи, крепко прижал к себе и встряхнул. – Правда, – сказал он, – я очень рад тебя видеть, слышишь? Ты не представляешь себе, что это значит: в этой стране найти человека на том месте, где ты его оставил.

Было очевидно, что он испытывал безграничное доверие и близость к старику, если решился хоть слово сказать против его страны.

– И я рад тебя видеть, – сказал Ансельмо. – А то я уже собирался уходить.

– Черта с два ты бы ушел, – весело ответил Роберт Джордан. – Ты бы скорее замерз здесь насмерть.

– А как там, наверху? – спросил Ансельмо.

– Прекрасно, – ответил Роберт Джордан. – Все просто прекрасно.