Те, что там, на посту, – галисийцы. Я по их говору догадался, когда услышал днем. Дезертировать они не могут, потому что их родных сразу расстреляют. Галисийцы, они бывают или очень умные, или совсем тупые и жестокие. Я знавал и таких, и эдаких. Листер галисиец, земляк Франко. Интересно, что эти галисийцы думают про метель в такое время года? У них таких высоких гор, как здесь, нет, в их краях вечно идет дождь и всегда зелено.
В окне лесопилки зажегся свет, Ансельмо поежился от холода и подумал: черт бы побрал этого
Той ночью в Отеро он впервые убил человека и очень надеялся, что теперь, во время взятия этих постов, ему убивать не придется. Именно там, в Отеро, Пабло всадил нож в часового, когда Ансельмо накинул тому на голову попону, а часовой поймал Ансельмо за ногу и не отпускал, задыхаясь под попоной и будто всхлипывая, и пришлось Ансельмо просунуть нож внутрь и на ощупь тыкать им, пока парень не отпустил его ногу и не затих. Тогда он прижал его шею коленом, чтобы парень молчал, и продолжал тыкать ножом в этот тюк, а Пабло тем временем через окно зашвырнул гранату в комнату, где спали отдыхавшие от дежурства часовые. И когда полыхнула вспышка, впечатление было такое, будто весь мир взорвался красным и желтым перед глазами, а в окно уже влетели еще две гранаты. Пабло вынимал чеку и быстро, одну за другой, метал гранаты через окно, и те, кого первой не убило прямо во сне, вскакивали с кроватей и падали замертво, когда взрывалась следующая. Это было в Пабловы лучшие времена, когда он, как дикий татарин, носился окрест, и ни один фашистский пост не знал покоя по ночам.
А теперь ему конец, крышка, он – как оскопленный боров, думал Ансельмо. Когда холощение закончено и визг замолк, семенники выбрасывают, и кабан, который теперь уже и не кабан вовсе, бредет, роя землю рылом, находит их и сжирает. Нет, не настолько он еще плох, мысленно усмехнулся Ансельмо, видать, даже на Пабло лишку наговорить можно. Но что он сильно переменился и пакости в нем много стало – это правда.
Холодрыга какая, подумал он. Хорошо бы
А внутри лесопилки один из солдат сидел на своей койке и смазывал жиром башмаки. Другой спал на своей. Третий что-то стряпал, а капрал читал газету. Их каски висели на гвоздях, а винтовки были прислонены к дощатой стене.
– И что это за место такое, где снег идет, когда июнь на носу? – сказал солдат, смазывавший башмаки.
– Такое вот явление природы, – ответил капрал.
– Мы еще в майской луне, – сказал кашеваривший солдат. – Майская луна еще не убыла.
– И что это за место такое, где снег идет в мае? – не унимался сидевший на своей койке солдат.
– В этих горах майский снег – не редкость, – объяснил капрал. – В Мадриде я ни в каком другом месяце так не мерз, как в мае.
– И так не парился, – подхватил тот, что занимался стряпней.
– В мае случаются очень резкие колебания температуры, – сказал капрал. – Здесь, в Кастилии, в мае бывает страшная жара, но может вдруг ударить и холод.
– Или полить дождь, – добавил солдат со своей койки. – В прошлом мае дождь лил чуть ли не каждый день.
– Ничего подобного, – отозвался кашевар. – И в любом случае в мае еще была апрельская луна.
– Ты своими лунами кого хочешь с ума сведешь, – сказал капрал. – Хватит тебе уже долдонить про луны.
– Всякий, кто кормится морем или с земли, знает, что важно не какой сейчас месяц, а какая луна, – сказал тот, что стряпал. – Сейчас, к примеру, майская луна еще в самом начале. Хотя на дворе скоро июнь.
– А чего ж мы тогда не сдвигаем времена года? – сказал капрал. – От твоих россказней голова трещит.
– Ты ж горожанин, – сказал кашевар. – Из Луго. Что ты можешь знать про море или про землю?
– Горожане знают поболее, чем вы,