По ком звонит колокол

– Тогда сам расскажи ему, чем все кончилось, – сказала Пилар. – Раз я знаю не все, расскажи ты.

– Нет, – сказал Пабло. – Я никому еще этого не рассказывал.

– Не рассказывал, – согласилась Пилар. – И не расскажешь. Потому что теперь тебе хотелось бы, чтобы этого никогда не было.

– Нет, – сказал Пабло. – Неправда. Если бы везде фашистов поубивали так, как сделал я, и войны бы этой не было. Но я бы хотел, чтобы это было сделано не так, как оно было сделано.

– Чего это ты? – спросил его Простак. – У тебя, что ли, политика изменилась?

– Нет. Но там было много зверства, – ответил Пабло. – В те дни я был лютый.

– А теперь ты пьяный, – сказала Пилар.

– Да, – ответил Пабло. – С вашего разрешения.

– Мне ты нравился больше, когда был лютым, – сказала женщина. – Хуже пропойцы человека нет. Вор, когда не ворует, – такой же человек, как другие. Разбойник не разбойничает дома. Убийца может, придя домой, хоть вымыть руки. А пьяница воняет и блюет в собственной постели и выжигает себе спиртом все нутро.

– Ты женщина, ты не понимаешь, – рассудительно произнес Пабло. – Я пью только вино и был бы доволен жизнью, если бы не те люди, которых я убил. Они – моя горесть. – Он мрачно покачал головой.

– Налейте ему того, что принес Сордо, – сказала Пилар. – Дайте ему чего-нибудь, чтобы оживить его. А то он становится таким жалким, что смотреть тошно.

– Если бы я мог снова сделать их живыми, я бы сделал, – сказал Пабло.

– Иди ты знаешь куда! – Агустин ругнулся. – Кому ты это говоришь?

– Всем бы им вернул жизнь, – печально повторил Пабло. – Всем до единого.

– Мать твою! – рявкнул на него Агустин. – Или заткни свою поганую глотку, или катись отсюда. Те, кого ты убил, были фашистами.

– Ты меня слышал: я всем бы им вернул жизнь.

– А потом пошел бы по воде аки посуху, – вставила Пилар. – В жизни не видела такого мужчины. Еще до вчерашнего дня в тебе было хоть что-то мужское. А того, что осталось сегодня, не хватило бы, чтобы заделать и котенка-заморыша. Совсем отупел от пьянства – и, глядите, доволен.

– Мы должны были убить или всех, или никого. – Пабло утвердительно кивнул. – Всех или никого.

– Слушай, Inglés, – сказал Агустин, – а как ты очутился в Испании? Не обращай внимания на Пабло. Он пьяный.

– Первый раз я приехал сюда двенадцать лет назад – изучать язык и страну, – ответил Роберт Джордан. – Я преподаю испанский в университете.

– Не больно-то ты похож на профессора, – сказал Простак.

– У него бороды нет, – вставил Пабло. – Вы посмотрите на него. У него нет бороды.

– Ты правда профессор?

– Преподаватель.

– Но ты кого-то учишь?

– Да.

– Но почему испанскому? – спросил Андрес. – Разве тебе не легче было бы учить английскому, раз ты англичанин?

– Он говорит по-испански, как мы, – сказал Ансельмо. – Почему бы ему не учить кого-то испанскому?

– Да, но все-таки разве это не нахальство, чтобы иностранец учил кого-то испанскому? – сказал Фернандо. – Не обижайся, дон Роберто, лично против тебя я ничего не имею.

– Он не настоящий профессор, – вставил Пабло, очень довольный собой. – У него нет бороды.

– Английский-то ты, конечно, знаешь лучше, – продолжал Фернандо. – Ясно, что лучше и легче тебе было бы учить английскому.

– Он же не испанцев испанскому учит… – вмешалась Пилар.

– Надеюсь, что нет, – перебил ее Фернандо.

– Дай мне договорить, осел упрямый, – сказала Пилар. – Он учит испанскому американцев. Северных американцев.

– А они что, не знают испанского? – спросил Фернандо. – Южные американцы знают.

– Вот осел, – сказала Пилар. – Он учит испанскому северных американцев, которые говорят по-английски.

– И все равно я думаю, что ему было бы проще учить английскому, раз он на нем говорит, – не сдавался Фернандо.

– Ты что, не слышишь, что он говорит по-испански? – Пилар безнадежно покачала головой, переглянувшись с Робертом Джорданом.

– Да. Говорит, но с акцентом.

– С каким? – поинтересовался Роберт Джордан.

– С эстремадурским, – чопорно ответил Фернандо.

– Мама ро́дная, – вставила Пилар. – Что за народ!

– Это не исключено, – ответил Фернандо Роберт Джордан. – Сюда я приехал именно оттуда.

– И ему это хорошо известно, – сказала Пилар. – Ну, ты, старая дева, – она повернулась к Фернандо, – наелся?

– Если еды достаточно, я бы съел еще, – ответил ей Фернандо. – И не думай, что я хотел сказать что-то против тебя, дон Роберто…

– Мать твою так и этак, – беззлобно сказал Агустин. – Неужели мы делали революцию для того, чтобы товарища называть доном Роберто?

– А по мне, так революция – это чтобы всех называть донами, – сказал Фернандо. – При Республике так и должно быть.

– Мать твою, – снова сказал Агустин. – Так ее и этак.

– И все равно я думаю, что дону Роберто было бы проще учить английскому.

– У дона Роберто нет бороды, – сказал Пабло. – Он не настоящий профессор.

– Как это у меня нет бороды? – сказал Роберт Джордан. – А это что? – Он провел рукой по подбородку и по щекам, на которых уже отросла трехдневная русая щетина.

– Это разве борода? – сказал Пабло и покачал головой. – Это не борода. – Теперь он почти веселился. – Дон Роберто не настоящий профессор.