– Идите вы все знаете куда, – сказал Агустин. – Дурдом какой-то.
– Ты бы выпил, – сказал ему Пабло. – По-моему, здесь все нормально. Кроме того, что у дона Роберто нет бороды.
Мария погладила Роберта Джордана по щеке.
– У него есть борода, – сказала она Пабло.
– Ну, тебе лучше знать, – ответил Пабло.
Роберт Джордан посмотрел на него. Не думаю, что прощелыга так уж пьян, подумал он. Нет, не настолько. И, наверное, мне лучше быть начеку.
– Слушай, – сказал он Пабло, – как, по-твоему, долго еще будет снег идти?
– А ты как думаешь?
– Я тебя спросил.
– Спроси кого-нибудь другого, – ответил Пабло. – Я тебе не служба разведки. Это у тебя бумага от службы разведки. Спрашивай женщину. Она ведь тут теперь командует.
– Я спрашиваю тебя.
– А идите вы все к чертовой матери, – сказал ему Пабло. – И ты, и женщина, и девчонка.
– Он пьяный, – сказал Простак. – Не обращай на него внимания,
– Не думаю, что он так уж пьян, – ответил Роберт Джордан.
Мария стояла у него за спиной, и Роберт Джордан видел, что Пабло наблюдает за ней через его плечо. Маленькие свинячьи глазки смотрели на нее с круглого заросшего щетиной лица, и Роберт Джордан подумал: повидал я убийц и на этой войне, и до нее, все они разные, ничего между ними общего нет; и не существует такого понятия, как «тип преступника»; но Пабло определенно не красавец.
– Я не верю, что ты умеешь пить, – сказал он Пабло. – И что ты сейчас пьян, тоже не верю.
– Я пьян, – с достоинством возразил Пабло. – Пить – это раз плюнуть. Вот напиться – это надо уметь.
– Сомневаюсь, – сказал Роберт Джордан. – Вот что ты – трус, это точно.
В пещере вдруг стало так тихо, что он услышал, как шипят поленья, сгорая в пламени очага, на котором Пилар готовила еду, и как хрустнула овечья шкура, когда он перенес тяжесть тела на ноги. Ему показалось, что он даже слышит, как падает снег за порогом. Конечно, этого быть не могло, но тишину там, где шел снег, он слышал.
Надо убить его и покончить с этим, думал Роберт Джордан. Не знаю, что он задумал, но явно ничего хорошего. Мост – послезавтра, а у этого человека дурные мысли, и он создает опасность для дела, может его сорвать. Ну, давай же. Покончим с этим раз и навсегда.
Пабло ухмыльнулся, поднял большой палец и провел ногтем по горлу. Потом едва заметно покачал головой, лишь чуть-чуть повернув ее на короткой толстой шее в одну и в другую сторону.
– Нет,
–
– Очень может быть, – ответил Пабло. – Но на эту удочку ты меня не поймаешь. Выпей,
– Закрой рот, – сказал Роберт Джордан. – Я подзуживаю тебя ради собственного удовольствия.
– Зря стараешься, – сказал Пабло. – Я не клюну.
– Ты –
– Очень гнусное, да, – согласился Пабло. – Очень гнусное и очень пьяное. Твое здоровье,
А он действительно гнусный, подумал Роберт Джордан, но умный и совсем не простой. Он больше не слышал треска поленьев из-за собственного тяжелого шумного дыхания.
– За тебя, – сказал он, тоже зачерпывая вино из миски. Без этих тостов ему и предательство не в радость будет, подумал он. Ну, давай и ты. –
– Дон Роберто, – торжественно произнес Пабло.
– Дон Пабло, – в тон ему ответил Роберт Джордан.
– Но ты не профессор, – сказал Пабло. – Потому что у тебя нет бороды. А чтоб развязаться со мной, тебе пришлось бы меня убить, но для этого у тебя
Он смотрел на Роберта Джордана, сжав губы так, что они превратились в узкую щелку, – как у рыбы, подумал Роберт Джордан. При такой голове он похож сейчас на рыбу-ежа, которая раздувается, глотнув воздуха, когда ее вытаскивают из воды.
–
– О, я учу профессора. – Пабло кивнул. – Давай-давай, дон Роберто. Глядишь, мы друзьями станем.
– Мы уже друзья, – сказал Роберт Джордан.
– Но теперь мы будем добрыми друзьями.
– Мы уже добрые друзья.
– Пойду-ка я отсюда, – сказал Агустин. – Правду говорят, что человек за свою жизнь должен съесть тонну дерьма, но у меня уже сейчас по двадцать пять фунтов в каждом ухе.
– Ты чего,