По ком звонит колокол (For Whom The Bell Tolls)

They would need to be very big ones, on opposite sides and should go at the same time.	Но тогда заряды должны быть очень большими, заложить их надо на противоположных концах моста и взрывать одновременно.
He sketched quickly and happily; glad at last to have the problem under his hand; glad at last actually to be engaged upon it.	Он чертил быстро и с удовольствием: приятно было, что наконец-то задача ясна, приятно наконец приступить к ее выполнению.
Then he shut his notebook, pushed the pencil into its leather holder in the edge of the flap, put the notebook in his pocket and buttoned the pocket.	Он закрыл книжку, вставил карандаш в кожаную петлю, положил книжку в карман и застегнул его на пуговицу.
While he had sketched, Anselmo had been watching the road, the bridge and the sentry boxes.	Пока он чертил, Ансельмо наблюдал за дорогой, мостом и будками часовых.
He thought they had come too close to the bridge for safety and when the sketching was finished, he was relieved.	Он считал, что они подошли к мосту слишком близко, и потому облегченно вздохнул, когда Роберт Джордан кончил рисовать.
As Robert Jordan buttoned the flap of his pocket and then lay flat behind the pine trunk, looking out from behind it, Anselmo put his hand on his elbow and pointed with one finger.	Застегнув карман на пуговицу, Роберт Джордан вытянулся на земле и осторожно выглянул из-за сосны, и тогда Ансельмо тронул его за локоть и указал пальцем в сторону моста.
In the sentry box that faced toward them up the road, the sentry was sitting holding his rifle, the bayonet fixed, between his knees. He was smoking a cigarette and he wore a knitted cap and blanket style cape.	В будке у ближнего конца моста, лицом к дороге, сидел часовой, поставив между колен винтовку с примкнутым штыком, и курил сигарету; на нем была вязаная шапочка и плащ, похожий на одеяло.
At fifty yards, you could not see anything about his face.	На расстоянии пятидесяти ярдов лица нельзя было разглядеть.
Robert Jordan put up his field glasses, shading the lenses carefully with his cupped hands even though there was now no sun to make a glint, and there was the rail of the bridge as clear as though you could reach out and touch it and there was the face of the senty so clear he could see the sunken cheeks, the ash on the cigarette and the greasy shine of the bayonet.	Роберт Джордан поднял к глазам полевой бинокль, тщательно прикрывая сверху ладонями стекла, хотя солнца уже не было и заблестеть они не могли, и сразу перила моста придвинулись так близко, что казалось, стоит протянуть руку - и коснешься их, и лицо часового придвинулось так близко, что видны стали впалые щеки, и пепел на кончике сигареты, и маслянистый блеск штыка.
It was a peasant's face, the cheeks hollow under the high cheekbones, the beard stubbled, the eyes shaded by the heavy brows, big hands holding the rifle, heavy boots showing beneath the folds of the blanket cape.	Это было лицо крестьянина - худые щеки под выдающимися скулами, щетина на подбородке, мохнатые, нависшие брови; большие руки держали винтовку, из-под складок плаща выглядывали тяжелые сапоги.
There was a worn, blackened leather wine bottle on the wall of the sentry box, there were some newspapers and there was no telephone.	В будке висела на стене старая, почерневшая кожаная фляга, лежали газеты, а телефона не было.
There could, of course, be a telephone on the side he could not see; but there were no wires running from the box that were visible. A telephone line ran along the road and its wires were carried over the bridge.	Можно было, конечно, предположить, что телефон с другой стороны, но вокруг будки нигде не было видно проводов, хотя вдоль дороги шли телефонные столбы, и провода тянулись над мостом.