Епископы и парламент признали брак короля недействительным на том основании, что Гарри не удовлетворен им и в детстве его супруга была помолвлена с сыном герцога Лотарингского. Анна не протестовала; она молча согласилась с какой-то даже неприличной, как показалось Гарри, поспешностью. В награду за сговорчивость Анна получила щедрое денежное содержание, несколько прекрасных домов и право называть себя дражайшей сестрой короля, что давало ей преимущество над всеми английскими леди, кроме будущей королевы и дочерей Гарри. Анна вынесла развод с большим достоинством и вела себя дружелюбно. Гарри вдруг обнаружил, что она ему нравится. Он пригласил свою бывшую супругу приезжать ко двору, когда она этого захочет, так как Анна выразила желание остаться в Англии.
Дело с разводом было улажено, и Гарри распорядился, чтобы вынесенный Кромвелю приговор привели в исполнение. Он проигнорировал последнее, отчаянное письмо бывшего министра и страстную мольбу, которой тот завершал свое послание: «Всемилостивейший повелитель, я слезно прошу пощады, пощады, пощады!» Сердце Гарри окаменело, и он смотрел в будущее, не оглядываясь на прошлое. Завтра, в день казни Кромвеля, он женится на Кэтрин Говард.
Гарри привез ее во дворец Отлендс, красивый дом из красного кирпича в Суррее, будучи полон головокружительных мечтаний. Он не сомневался, что сможет хорошо проявить себя в брачной постели. В отличие от прошлого раза, его тело откликнулось, стоило ему только взглянуть на свою прелестную невесту. Однако король не мог отделаться от мысли, что в этот день умрет Кромвель. Пройдоха, который был его правой рукой последние десять лет. Нелегко избавиться от такой долгой привязанности и настоящей любви, которую Гарри питал к нему, хотя негодяй предал его и переметнулся к еретикам. Глядя на Кэтрин в прекрасном платье, произнося обеты перед епископом Лондона, участвуя в свадебном пире и даже заявляя свои права на молодую супругу в украшенной резьбой и жемчугом кровати, заказанной у французского мастера, Гарри не переставал уноситься мыслями на Тауэрский холм, где стоял эшафот, на котором совершались публичные казни.
Назавтра Суррей пришел засвидетельствовать почтение новой королеве, своей кузине.
– Лживый мужлан мертв, – сообщил он. – Я видел, как свершилось это кровавое дело. Тот, кто использовал акты о лишении прав и состояния для пролития чужой крови, поражен его же оружием.
Гарри ощутил, как в нем вскипает ярость. Кэтрин застыла рядом с ним. Он не хотел расстраивать ее в их медовый месяц.
Он отвел Суррея в нишу окна и строго сказал:
– Имейте снисхождение к чувствам королевы!
В кои-то веки у Суррея хватило такта изобразить, что ему стыдно.
– Простите меня, ваша милость.
– Хм… А теперь скажите, он принял смерть достойно? Признал свою вину?
Суррей замялся:
– Нет, сир. Он призывал нас всех в свидетели, что умирает верным католиком. Сказал, что многие клеветали на него. Молился о том, чтобы ваша милость процветали и долго правили нами. Палач был не тот, что обычно, а какой-то криворукий мясник. Ему потребовалось три удара топором…
Гарри отвернулся, его затошнило.
– Сир, – продолжил Суррей, – люди аплодируют вам. Вы стали еще популярнее, чем прежде, после того как избавились от этого ставшего тираном выскочки.
Гарри взмахом руки велел Суррею удалиться, не желая, чтобы тот увидел слезы на его глазах. Консерваторы, должно быть, потирали руки от радости и поздравляли друг друга. Норфолка король уже видел. Герцог находился в Отлендсе с небольшой свитой и вид имел триумфальный. Неужели меня обманули? – ужасался про себя король. Враги Кромвеля просто воспользовались случаем и благополучно избавились от неугодного им министра?
Партия католиков торжествовала в предвкушении, что падение Кромвеля станет победой старой религии.
– Теперь радикальные реформаторы забьются в подполье, – прокаркал Норфолк однажды за обедом.
Гарри холодно взглянул на него. Он не собирался допускать, чтобы какая-нибудь из придворных фракций возобладала над другой. Большинство введенных в правительство Кромвелем людей останутся на своих должностях, и он защитит Кранмера от желающих скинуть его, так как архиепископ держался одних религиозных взглядов с покойным министром и, сказать по правде, вероятно, был даже более радикален. Гарри знал, что Кранмер тайком привез из Германии свою жену, разумеется незаконно. Английское духовенство давало обет безбрачия, в отличие от заграничных протестантских священников. Гарри, слишком ценивший Кранмера, не собирался преследовать его за это. Однако решил никогда больше не полагаться ни на какого министра так, как полагался на Уолси, а потом на Кромвеля. Отныне и впредь он будет править сам, соблюдая баланс сил между соперничающими партиями при дворе. И не доверится ни одному человеку. «Секретность» и «неожиданность» – вот слова, которые он возьмет себе девизом; он не будет советоваться ни с кем, станет плести свою сеть интриг, расставлять ловушки и набрасываться на ничего не подозревающих жертв. Основой его правления станет принцип: страх порождает послушание.