По милости короля. Роман о Генрихе VIII [litres]

Когда Кэтрин перевезли в Сионское аббатство, Гарри вернулся в Хэмптон-Корт. Ему донесли, что леди Анна приготовилась вернуться к нему, если он позовет. Долго же ей придется ждать, подумал король и послал одного из своих советников забрать у нее подаренное Кэтрин кольцо.

Не многие члены семьи Говард избежали королевского гнева. Целая группа их находилась в Тауэре, всех ждало обвинение в умысле на измену за сокрытие проступков королевы; наказанием за такой проступок служило тюремное заключение и конфискация всей собственности. Они были рады, что сохранили голову!

Реформаторы торжествовали. Уход в тень консерваторов оставил личные покои короля под контролем партии реформистов во главе с Хартфордом и Денни, которые, без сомнения, поздравляли друг друга и предвкушали, что их фракция теперь будет верховодить при дворе. Но Гарри не собирался допускать этого. Он планировал потомить Говардов в Тауэре несколько месяцев, может, год, чтобы преподать им урок, а потом выпустить.

Норфолк и Гардинер остались на свободе, хотя Гарри подозревал, что они постарались больше других для того, чтобы его брак с Кэтрин состоялся, и Норфолк, по крайней мере, знал о ее прошлом. Герцог покинул двор и затаился, несомненно понимая, что никогда больше не будет пользоваться милостями короля. Гарри получил покаянное письмо из Кеннингхолла, в котором Норфолк порицал дурное поведение своей племянницы и других родственников, а также молил о каком-нибудь знаке, что король не отвернулся от него окончательно.

В дверь кабинета Гарри постучал сэр Уильям Паджет:

– Ваша милость, боюсь, постоянные допросы оказались для леди Рочфорд слишком тяжелым испытанием, и она повредилась рассудком.

Гарри приподнял брови:

– Неужели?

– Да, из-за этого приступа сумасшествия ее по закону нельзя подвергать суду.

– Но это необходимо! – упрямо заявил Гарри, ужасаясь тому, что лишится возможности отомстить. – Нельзя допустить, чтобы она избежала правосудия. Пусть мои врачи займутся ею и докладывают мне, как идут дела. Скажите им, что нужно определить, действительно она сошла с ума или нет.

Первого декабря в Гилдхолле Дерема с Калпепером лишили прав и состояния и приговорили к смерти за государственную измену. Гарри так и не смог приучить себя к мысли, что ему предстоит обречь Кэтрин на ту же участь. Он и теперь еще фантазировал о возможном примирении, а потому заменил Калпеперу казнь через повешение, потрошение и четвертование на отсечение головы. Обоих негодяев казнили девять дней спустя, а их головы, насаженные на пики, выставили на Лондонском мосту в назидание другим, кто задумает совершить измену.

В продолжение этих ужасных недель Гарри не терпел рядом с собой никого, кроме Уилла и своих музыкантов. Он отказывался встречаться с советниками и требовал, чтобы они обращались к нему письменно. Он избывал печаль и стыд в длительных, доставлявших ему немало тягот выездах на охоту и не мог оставаться долго ни в одном доме, а без конца переезжал из одного в другой. Рождество в Гринвиче прошло печально, в окружении совсем небольшого общества. Гарри заставил себя появиться на публике, но во время застолья был задумчив и меланхоличен.

1542 год

В первый день Нового года Гарри мельком увидел себя в зеркале, когда Пенни брил его, и ужаснулся: как же он состарился и поседел! Это Кэтрин виновата – Кэтрин, которая так ненадолго вернула ему ощущение молодости. Гнев снова закипел в нем.

Гарри вздохнул, отпустил Пенни и взял в руки Библию. Она раскрылась на том месте в Книге притчей, где он отметил слова: «И для чего тебе, сын мой, увлекаться постороннею и обнимать груди чужой?»[28] Слезы Гарри упали на страницу. Таким он стал – то пылал яростью, то плакал.

Король стал искать утешения в пище и вине: понимал, что толстеет с каждым днем, и не мог удержаться. Должны же у него быть хоть какие-то радости в жизни.

– Ты жиреешь, Хэл, – с укором произнес Уилл, тряхнув шутовской погремушкой перед носом короля. – Я ответственно заявляю: в твой дублет влезут три мужика.

Гарри ткнул его кулаком и выставил за дверь. Шутка слишком сильно задела за живое. Но нужно сделать над собой усилие. Он же король. Нельзя же ему вечно прятаться от подданных.