По нам плачут гангстеры

Утро Багрового Элизиума ничем не отличалось от ночи: шум и гам никогда не спадал в городе, который не дремлет. Алкоголь лился рекой, казино обдирали до нитки болванов. Луч солнца пробился сквозь пышную тучу. Циферблат показывал шесть часов. Хозяева апартаментов в винтажном здании были погружены в безмятежную сонливость. Интерьер купался в теплых тонах: от древесно-коричневого до горчичного. Квартира показывала смесь арт-нуво и гранжа: от нуво форма мебели, цвета и скругленные линии; от гранжа – разбросанные вещи Маркуса, которые он забывал убирать на свои места. Хван привык и перестал ругаться, просто смирившись. Высокие потолки позволяли свободно дышать, а летящие занавески в оттенке крем-брюле скрывали небольшой балкончик с тонкими прутьями. На бортике устроилась круглая пепельница с затушенной накануне сигаретой.

В кровати с черным постельным бельем устроились двое. Даже в жаркую погоду одеяло продолжало накрывать их. Рука Маркуса обвила талию лежащего рядом, сам он уперся Лиму в грудь. Хван уткнулся носом в его волосы перед отчаливанием в мир сновидений, притянув ближе. Размеренное дыхание наполняло тишину комнаты наравне с тикающими часами. На тумбочке покоились зажигался, книга и два золотых кольца. Маркус сквозь дрему зашевелился и инстинктивно подался вперед – ближе к приятному теплу. Он чувствовал щекой разнеженный стук сердца Хвана, что только больше успокаивало. Однако идиллия была прервана. С них резко сорвали одеяло, подставляя нежеланной прохладе.

– Вставать пора, уроды, – Готье, как обычно в их присутствии, был недовольным. Он всегда относился с пренебрежением к этим двоим, особенно – к Хвану, когда тот по неосторожности задал один вопрос, оскорбивший Готье по самое «не хочу». Готье Паскаль – приятный на вид молодой человек, с утонченными чертами и русыми волосами по плечи. Бывало, кто-то решал прокомментировать «отросшие патлы», но замолкал в ту же секунду, стоило Паскалю лишь свирепо глянуть. Готье делал так ненамеренно, просто серьезное лицо и сизые зрачки вкупе с укоризненным молчанием делали свою работу. Незваный гость перевел взгляд на Лима, зажав край покрывала, и скривил лицо в гримасе омерзительности. – Какого хрена ты голый?

– Это мой дом! – Хван, разбуженный так внезапно, был вне себя от ярости. – Как ты тут оказался?

– Дверь научись запирать, дерьмоед.

– Я запер!

– Не так хорошо, раз я здесь, – Готье съязвил ему, но тут же вернул педантичность. – Саманта сказала собраться к двенадцати. Будьте готовы к одиннадцати.

Договорив, он как ни в чем не бывало, пошел к входной двери и сильно ею хлопнул. Готье, кажется, никогда не простит Хвана. Готье являлся правой рукой главы Лантаны, а в ресторане его называли «Администратор». Он стоял на входе, встречал посетителей и провожал внутрь, параллельно с этим подробно докладывая женщине о каждом, его или её перемещении и том, что тот любит на обед. Готье запоминал все: знал наизусть меню, никогда не уточнял имена. Его голова словно карта метрополитена со всеми станциями. В общении он был сдержанным, говорил только по делу, но открытую агрессию проявлял исключительно к Хвану, что крайняя редкость. Саманта дорожила Готье, как ценным человеком, который не предаст и всегда держит голову «на морозе».

– Он ходит сюда как к себе домой, – Хван повернулся к Маркусу, который надевал излюбленную футболку. – Я правда закрыл дверь. Честно. Клянусь своей жизнью. Этот говнюк, что, замки взламывать умеет?

– Ну, – Итон пожал плечами, улыбаясь, – Готье ведь самый приближенный к Саманте. А если так, то есть много деталей, которых мы не знаем. Может, он банки грабил раньше. – Маркус взял со спинки кресла шелковый халат, который переливался лиственно-зеленым, и протянул Хвану. – Оденься.

– Не хочу, – тот категорично отвел его руку в сторону. – Мое жилище – делаю, что пожелаю.

Но Маркус расправил материю, набрасывая ее на плечи Хвана. Ткань за ночь остыла, потому вызвала на коже череду мурашек. Маркус взял Лима за запястье и потянул на себя:

– Надо собираться.