Читаем По щучьему велению полностью

Кузнец остался за столом, невидяще глядя прямо перед собой. Емеля по-прежнему наблюдал за отцом из-за дерева, стоя в отдалении и не решаясь подойти к своему самому близкому и родному человеку. Его сердце сжималось от боли – только сейчас он со всей ясностью осознал, как глупо и по-детски себя вёл, обманывая отца. Притворялся маленьким, чтобы не помогать ему в кузнице и кататься вместо этого с горки вместе с деревенскими ребятишками! А тот даже не упрекнул его ни разу, не прикрикнул, не отругал. А ведь мог бы и заставить...

– Что, думал, я сына своего не признаю? – вдруг сказал отец, даже не повернувшись в его сторону. – Я ж тебя не глазами вижу, Емелюшка, – проникновенно добавил он.

Сердце у Емели дрогнуло и заколотилось с новой силой. Парень уже и не помнил, когда последний раз плакал, но тут к глазам предательски подступили слёзы.

– Батя!.. – сдавленно воскликнул он, выскочил из-за дерева и, торопливо приблизившись к отцу, остановился перед ним. – Батя, я не хотел... – виновато проговорил он. – Случайно получилось... – А как ещё он мог объяснить своё бегство и исчезновение самого главного предмета в деревенской избе – русской печи, которая и кормит, и согревает?! Хорошо, что по его глупому второму желанию внезапно лето настало. А если бы зима продолжалась, что бы батя стал делать?! Не подумал он тогда об этом, совсем не подумал. Всё о себе да о своих желаниях...

– Присаживайся, чайку попьём, – предложил отец. Это прозвучало так запросто, словно не было между ними никаких недомолвок и виделись они буквально вчера. Ни слова упрёка не сказал, даже голосом обиды не выдал, и от этого у Емели стало ещё горше на душе. Отец протянул руку в его сторону, парень схватился за неё и поскорее уселся рядом. – Ты лучше скажи, куда печку подевал? – спросил кузнец.

– Да там, у излучины стоит, – смущённо пояснил Емеля.

Отец не стал допытываться, что она там делает и каким образом попала в реку.

– Куда путь держишь? – вместо этого поинтересовался он.

– Бать, я иду к матери моей невесты, – признался Емеля.

– Ишь ты! – удивился кузнец. – Жениться надумал? Нешто вырос у меня наконец?

Емеля поднялся с лавки во весь свой немаленький рост. Теперь ему предстояло ещё кое в чём признаться. Сам виноват – нечего было врать да изворачиваться. Пришла пора ответ держать.

– Бать... – виновато протянул он. – Ты уж меня прости. Я ведь давно выросте, просто хитрил и пригибался.

– Сынок, да ты и правда вырос... – хмыкнул отец, и Емеля сразу понял, что он имеет в виду совсем не его рост.

Да, давно пора было ему вырасти и повзрослеть, а не строить из себя несмышлёного мальчугана. Для этого всего лишь понадобилось выловить из реки волшебную щуку и потратить впустую целых два желания... Выходит, не зря он тогда на речку пошёл, есть от этого польза?

Отец, тоже встав, ощупал Емелю руками, а потом дотянулся до его головы, которая оказалась гораздо выше его собственной. Он не стал говорить, что давно знал о наивной хитрости сына: тот хотел, чтобы отец продолжал считать его маленьким, и кузнец не разубеждал его, делая вид, что верит, будто сын ещё не вырос.

А он чистую правду сказал, что видит его вовсе не глазами. Когда лишился зрения, все остальные чувства обострились – иначе как бы он работать в кузнице смог? Вот и фигуру сына вполне себе представлял, да и слышал, откуда доносится его голос. Всегда верил: придёт день – и сын сам признается, что наконец повзрослел. Похоже, этот день настал, хоть и совершенно неожиданно...

Услышав звяканье ведра, кузнец понял, что гостья возвращается.

– По сердцу мне твоя Василиса, – доверительно проговорил он, обнял Емелю и положил голову ему на грудь.

Парень прижал отца к себе и обернулся к Василисе, смущённо глядя на неё. Она остановилась поодаль, ласково улыбаясь: радуется, что он с отцом помирился... Правильно сделала, что уговорила его домой заглянуть. Теперь у Емели на душе и на сердце гораздо спокойнее стало, как будто громадная тяжесть с плеч свалилась – а то постоянно что-то мучило, и он даже не мог понять, что именно. Василиса помогла и подсказала, как правильно поступить...

Отец посчитал, что она и есть его невеста? Что ж, пусть думает так и дальше. Попробуй он рассказать, что к царской дочке сватается, – кто же ему поверит? Уже два желания выполнил – баян-само- игран добыл и Кота Баюна привёл, который теперь царю первейший друг, да скатерть-самобранку принёс и целый город накормил. А теперь третье желание царевны исполнить собирается – в царстве мёртвых с её матушкой повидаться...

Нет, этого бате точно знать не стоит. Да Емеля и сам бы не поверил, расскажи ему кто-нибудь такое совсем недавно – в тот самый зимний день, когда он отправился на речку покататься с горки. Но уж если не суждено ему вернуться, пусть отец запомнит его именно таким, каким сейчас если и не глазами увидел, то душой и сердцем почувствовал...

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза