По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

По прибытии в деревню Пяски, батальон расположился на отдых. Несколько лучших домиков были отведены для офицеров и для штаба полка, а солдаты разместились в сараях. Задымились костры. Вскоре подъехали походные кухни, а вместе с ними прибыла порядочная партия на пополнение. Это было как нельзя кстати, так как в роте оставалось только по 40–50 человек наличного состава вместо обычных 200–250. Прибытие пополнения еще больше оживило картину нашего бивуака. В ожидании разбивки новобранцы разбрелись по разным углам. Тотчас около них образовались кучки любопытных из числа старых солдат; начались расспросы, хвастливые рассказы из боевой жизни, нашлись, конечно, и земляки. Было шумно и оживленно, точно во время ярмарки где-нибудь в России, в родной деревушке. Я думаю, и в Пясках за все время их существования не было столько люда и такого оживления. И как-то не хотелось верить, что многих из числа этих здоровых, полных жизни людей скоро, может быть даже завтра, не станет на свете, а некоторые будут переранены и, истекая кровью, будут жалобно и беспомощно взывать о помощи. Ах, война! Какое это все-таки безобразное и отвратительное проявление самых низменных, животных человеческих инстинктов! Убивать друг друга! Вдумайся, дорогой читатель, хотя бы только в эти ужасные слова, и ты поймешь, что такое война. Это массовое узаконенное убийство. Правда, и в этом кровавом, позорном для культурного, особенно для христианского человечества деле есть своего рода поэзия, примеры великих подвигов человеческого духа, самопожертвование, героизм, сострадание к раненому врагу… В страшном вихре войны совмещались вместе святое, великое и божественное с грязью и пошлостью людской. Из дыма и пепла пожарищ, на костях и крови миллионов жертв, как благоухающие нежные цветы, поднимают свои чудные головки братская любовь, мир и всепрощение… Только после моря крови и слез, после неподдающихся описанию страданий людей начинаешь понимать и ценить эти великие слова любви, возвещенные миру Спасителем…

Недолго в Пясках продолжались шум и оживление. Утомленные тяжелым непрерывным походом солдаты разбрелись по своим углам, и вскоре из сараев донеслось всхрапывание заснувших богатырским сном людей. Не видно было также и офицеров батальона: они тоже отдыхали в отведенных им незатейливых квартирах. Впрочем, в тот момент никто из них и не думал, на чем ему придется спать. Кажется, если бы под голову подложили камень, и то заснули бы. Не спали только ротные дневальные, сидевшие с сонными физиономиями около сараев, да прибывшие молодые солдаты, копавшиеся в своих вещевых мешках, или сновавшие из стороны в сторону, разговаривая вполголоса, чтобы не помешать своим отдыхавшим боевым товарищам. Враг еще, вероятно, был далеко, потому что не слышно было ни ружейных выстрелов, ни грома орудийной канонады. Около четырех часов дня Пяски снова оживились. Восклицания и говор наполнили воздух, непрерывно скрипели колодезные журавли, солдаты, кто в одних нижних рубахах, кто в гимнастерках без пояса, выходили из сараев, и каждый принимался за свое дело: одни мылись, другие уже брались за варку чая, третьи протирали винтовку, некоторые стирали белье. Штабс-капитан Ласточкин приказал собрать молодых солдат, прибывших из запасного батальона, около халупки, где была его квартира. Молодые солдаты в полном походном снаряжении и с винтовками в руках построились в две шеренги на указанном месте. На безусых молодых лицах было написано любопытство, смешанное со смущением, под влиянием пристальных взглядов и сдержанных шутливых замечаний глядевших со стороны, закаленных в боях, старых солдат. В ожидании разбивки, около новобранцев стояли командир второй роты прапорщик Ковальский, командир третьей роты поручик Морозов и я. Когда на крылечке халупы показался штабс-капитан Ласточкин, поручик Морозов скомандовал: «Смирно!», офицеры взяли под козырек. Штабс-капитан Ласточкин, любивший блеснуть красивым словечком, не преминул и здесь воспользоваться удобным случаем. Поздоровавшись с молодыми солдатами, он произнес своим сочным, приятным баритоном:

– Ну вот, ребята, вы теперь на фронте. Не так страшен черт, как его малюют. Не раз мы били врага, скоро он опять побежит от нас так, что только пятки засверкают! Смотрите, будьте молодцами, послужите честно своей Родине…

– Постараемся, ваше высокоблагородие!.. – несмело ответили молодые солдаты.

Их было около двухсот человек.

Штабс-капитан Ласточкин разбил всю эту команду на четыре части и приказал присутствовавшим здесь ротным фельдфебелям и подпрапорщикам принять пополнение для своих рот. Те записали фамилии молодых солдат, разбили их по взводам и под своей командой повели их к своим ротам, а мы, офицеры, пошли к штабс-капитану Ласточкину играть в преферанс.