Я тоже засмеялся остроумной шутке прапорщика Муратова. Улучив удобную минутку в промежутках между залпами австрийской артиллерии, я высунулся из окопа и оглядывался кругом. День был пасмурный. Чуть-чуть моросил дождь. Ни в наших, ни в австрийских окопах, находившихся на расстоянии около версты, ни в других местах не заметно было никакого движения. Казалось, все живое здесь вымерло. Убедившись в том, что опасности нет, я собирался уже снова спрятаться в окоп, но вот опять чуткое ухо уловило отдаленный, глухой короткий удар и вслед за ним знакомое шуршание шестидюймового снаряда, точно что-то грузное тяжело просверливало воздух. Я любил наблюдать за разрывом тяжелых снарядов, а потому и теперь, быть может, рискуя собственной жизнью, не удержался от любопытства и провожал глазами незримую траекторию[17]
летящего «чемодана». Когда сильный шум, точно буря, ударил в уши, я инстинктивно присел, потому что так и казалось, что снаряд должен разорваться где-то совсем близко. Но я уже неоднократно замечал в подобных случаях, что это было не что иное, как обман слуха. Снаряд обыкновенно разрывался дальше, чем это представляло себе воображение. Так было и теперь. Земля дрогнула от оглушительного удара. Высокий столб земли, щепок и каких-то небольших балок, смешиваясь с черным дымом, взлетел кверху. Вероятно, снаряд попал в развалины какого-нибудь дома или сарая. В первое мгновение мне даже показалось, что он угодил прямо в блиндаж капитана Шмелева. Однако мое любопытство и в самом деле чуть не стоило мне жизни. Сейчас же вслед за разрывом тяжелого снаряда раздался залп австрийской батареи, и едва я успел припасть к стенке окопа, как четыре шрапнели низко разорвались над моим окопом и пули густо усеяли площадь вокруг меня, а сверху посыпалась мне на голову сбитая пулями земля.– Вы не ранены? – с беспокойством приподнялся прапорщик Муратов, пытливо оглядывая меня.
– Нет, Бог миловал.
Артиллерийский обстрел продолжался около часа. К счастью, потерь у нас не было. По окончании артиллерийского обстрела австрийцы начали постреливать из ружей и пулеметов, буквально не давая нам, как говорится, дохнуть. Свой пулемет они поместили на каком-то доме в Радлове, из которого благодаря ровной, как стол, местности можно было видеть все, что делается в наших окопах. Едва они замечали там какое-нибудь шевеление, как тотчас открывали по тому месту огонь из пулемета. Это становилось прямо нестерпимым. Я прямо затрудняюсь сказать, что лучше, бой или это тоскливое, неподвижное сидение в окопах. Я думаю, легко можно представить себе это удовольствие, когда вы, молодой, здоровый человек в продолжение целого дня не сможете даже встать на ноги без риска получить пулю в лоб.
Бесконечно длинным и томительно однообразным показался мне этот день. И только с наступлением вечера все вздохнули облегченно.