По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

С этого времени наступило затишье в боевых действиях. Потянулись скучные, совершенно похожие друг на друга, тоскливые дни. Серая, ненастная погода еще больше увеличивала эту тоску. С утра обыкновенно с немецкой аккуратностью ровно в 9 часов австрийцы угощали нас «завтраком», то есть начинали артиллерийский обстрел, который с перерывами продолжался до обеда. В это время мы плотнее жались к стенкам своих окопов, ища спасение от бешено рвавшихся над нами шрапнелей. Австрийцы, видимо, в противоположность нашей артиллерии, не жалели снарядов и могли стрелять впустую в течение нескольких часов. Однако эти обстрелы не всегда сходили для нас благополучно. За несколько дней стояния под Ленкой-Седлецкой у нас уже были пять убитых и восемь раненых. Но и этого австрийцам было мало. В местечке Радлов выделялось от других одно здание, которое имело что-то вроде башенки, увенчанной небольшим куполом. Вот под этим-то куполом австрийцы установили пулемет и однажды утром открыли оттуда огонь из пулемета вдоль наших окопов, так как описанное здание занимало фланговое положение по отношению к нашим окопам, расположенным по обе стороны Ленки-Седлецкой. Огонь оказался очень действенным вследствие того, что окопы могли защищать от пуль только спереди, а от флангового огня никакой защиты они не имели. Поэтому после первой же ленты[18], выпущенной австрийским пулеметом, в наших окопах послышались крики и смятение. Сразу же оказалось пять раненых. Такая же картина повторилась, вероятно, и в других частях нашего батальона, занимавшего передовые окопы. Создалось очень серьезное положение, так как благодаря такому фланговому обстрелу батальон мог понести большие, ничем не оправдываемые потери, и, таким образом, получилась угроза для самой Ленки-Седлецкой, которую волей-неволей пришлось бы очистить. Эту опасность тотчас оценил капитан Шмелев, уже успевший получить тревожные донесения от некоторых командиров рот о губительности огня австрийского пулемета, бившего во фланг. Капитан Шмелев тотчас сообщил по телефону в штаб полка обо всем случившемся и просил, чтобы артиллерия во что бы то ни стало сбила башенку, где был установлен австрийский пулемет, так как дальнейшее пребывание его батальона под Ленкой-Седлецкой делалось невозможным благодаря присутствию этого пулемета.

Быстро долетело донесение капитана Шмелева в штаб дивизии, а оттуда в штаб корпуса, и не более чем через двадцать минут две наши легкие батареи и одна тяжелая начали обстрел здания, на башенке которого угнездился австрийский пулемет, наделавший столько шума и хлопот. После первых орудийных выстрелов роковой пулемет замолчал, однако этого было недостаточно. В задачу нашей артиллерии теперь входило или совсем разрушить здание, или по крайней мере сбить башенку. Началась любопытная стрельбы в цель, тем более интересная, что в ней принимала участие артиллерия и особенно тяжелая, стоявшая верстах в шести от передовой линии.

В этом случае было поставлено на карту искусство нашей артиллерии, и потому мы с замиранием сердца следили за результатами стрельбы. Очередь следовала за очередью. Снаряды с пронизывающим воем проносились над нами, воздух сотрясался от грома выстрелов. Били гранатами, чтобы скорее разрушить здание. Тяжело ахали время от времени наши «чемоданы»; высокие столбы темно-бурого дыма, смешавшись с землей, с красноватой пылью от разбитых кирпичей, на мгновение совершенно скрывали от глаз роковое здание. Казалось, вот-вот оно будет сметено с лица земли. Но дым рассеивался, и здание продолжало оставаться на месте. Вдруг крик радости невольно вырвался из наших грудей. Метко пущенный тяжелый снаряд попал в самое основание башенки с куполом. Сквозь дым разрыва можно было видеть, как сначала пошатнулась, а потом с шумом повалилась наземь роковая башенка. Австрийцы как бы в отместку открыли по нашим окопам артиллерийский огонь, не причинивший, впрочем, нам никакого вреда.