В этом городе особенно медленные трамваи.Осторожный взгляд, как зонтик над головами.Убираешь, складываешь его под вечер,и вечернее небо ложится тебе на плечи.Дни здесь пересекаются, перетекают один в другой,так, что уже не ясно, в каком ты и кто такой,как вода, колеблются в сообщающихся сосудах.Больше, чем было, уже никогда не будет.И уже не ждешь от судьбы подарка,но, присев на скамейку в осеннем парке,вспоминаешь о тех, кто тебе был дорог,о других городах, о любви и доме.
«С дождя, простуженный и мокрый…»
С дождя, простуженный и мокрый,врываюсь в дом с глазами серымии замираю, словно окрик,на ледяном пороге сердца.Трепещут руки кровью алойпо вам, беспомощным и вздорным,и окна бьются жилкой маленькойна голубом виске простора!Я промотаю, растеряю весьсвой голос, сорванный о нежность.Есенин в декабре повесится,сгорит в тоске седой Онегин…Мне кажется, что так неправильножизнь тянется – темно и глупо,и смерть – в твоих ладонях, Равви,на миг притихшая голубка.
Написано в поезде
Бегут огни в простывших ризницахтвоих дощатых полустанков.И эта ночь к чему-то близится,как наш вагон – полупустая.Нас гонит, гонит боль колючая…Вокзалы лошадьми понурымив тоске, щемящей, как уключины,впрягаются в стальное утро.Ты тянешь мимо, Русь разбойная,потерянная и вековая,дороги синие, чтоб помнили,чтоб помнили и уповали.И не считаясь с пассажирами,тихонько плачешь об отставших.О, Господи, не на поживу —на слезы душу мне растащат!Все те же ливни будут в рощахтелами ластиться к земле,и мы с тобой не станем проще,ни ласковее, ни светлей.Мы уезжаем, уезжаеми падаем, как на ножи.И эти рельсы не заржавят,покуда мы на них лежим!
Мы…
1. Мышонокмышонок, посмотри, какая луна —желтая и бальшая-бальшая,значит, мама принесет шалунамкусочек сахара,хрустящего за ушамиветер разогнал облакакак стадо овечек,от горизонта налево.небо похожена черный плакатс лицомиспуганной королевыа этажом выше,нелепый такой,человек, взобравшись на стулсекунду помешкал:луна показалась емупятаком,на котором выпадеторел или решка2. Мыши