С самого начала войны гитлеровцы активно занимались экспроприацией ценностей у населения оккупированных ими территорий. Так они поступали в Европе, не изменили своим правилам и здесь. Все изъятые драгоценности объявлялись собственностью германского государства и переправлялись в Берлин. Этим занимались специальные команды, состоящие исключительно из немецких военнослужащих.
Когда Кондрат подошел к Хойеру с необычным предложением, тот не сразу понял, о чем речь. Сообразив же, вначале испугался. Полицай предлагал немецкому офицеру разрешить ему участвовать в этой акции нелегально. Естественно, все изъятое Матюшин обещал отдавать ему, оставляя себе лишь небольшую мелочь «для поддержания штанов». Клаус понимал: за такое могли отдать под трибунал, однако тщетно силился припомнить хотя бы один случай, когда за это кого-либо из офицеров наказали.
— Бояться нечего! — уверял полицай. — Все продумано до мелочей. От вас лишь списки с адресами богатых семей города и района, чтобы я со своими людьми успевал навестить их раньше, чем к ним нагрянет спецкоманда.
Такие списки у Клауса Хойера, действительно, имелись. Как ни странно, но их ему помогали создавать местные барыги, согласившиеся сотрудничать с новой властью. Кому, как не им, были известны имена крупных в недавнем прошлом торговцев, заведующих ломбардами, работавших с золотом зубных врачей. Взвесив все риски, офицер согласился. В конце концов, бумаги наверх можно отправлять с некоторым опозданием.
Задуманное было несложно осуществить. Кондрат был уверен: стоит лишь припугнуть арестом или расстрелом, и люди сами отдадут все накопленное и жаловаться не станут. Да и кому, когда ночью в твой дом врывается представитель новой власти с постановлением на обыск и арест, подписанный офицером полицейского управления? Хочешь избежать неприятностей — плати. Хочешь жить — плати. Не желаешь, чтобы твоего отпрыска отправили на работу в Германию, — плати. Кондрат Матюшин не побрезгует и золотыми коронками. Их все же лучше снимать с живого носителя, чем с трупа.
И люди платили. Много ценных предметов передал Матюшин начальнику районной полиции за время их «добрых» деловых отношений. Оттого и тяжел был ранец. Утяжеляли и собственные накопления, ведь о своих интересах Кондрат никогда не забывал. К чему тогда все это было затевать?..
Матюшин вспомнил, как, чудом избежав гибели у Николиного хутора, вместе с Власенко и Семеном Сухевичем вернулся в город, где они почти сразу попали под минометный обстрел партизан. В бой вступать не стали. Становилось очевидным, что застигнутый врасплох немецкий гарнизон обречен. Самое время было подумать о себе. К тому же момент подходящий. Немцы искать не станут, спишут на боевые потери.
Прежде чем навсегда покинуть город, Кондрат забежал в дом дальнего родственника, у которого хранил некоторые «личные вещи», после чего направился к полицейскому управлению. Здесь он надеялся застать капитана Хойера. Рядом, словно цепные псы, шли Власенко с Сухевичем, готовые по его команде броситься на любого. С ним они чувствовали себя увереннее.
Небольшая площадь перед старым особняком, где размещалось полицейское управление, кишела людьми. Повсюду царил хаос. Грубо потребовав уступить дорогу, мимо пробежали фельджандармы.
Вход в здание охранялся двумя пулеметчиками. Рядом, ощетинившись крупнокалиберным оружием, стояли в боевой готовности несколько коробок БТР. Тут же кучковались с десяток мотоциклов. Отдельно, сверкая полировкой, были припаркованы две легковушки.
Из здания то и дело выскакивали гитлеровцы. Выкрикивая на ходу команды, младшие офицеры прыгали в коляски мотоциклов, чтобы через минуту скрыться в западном направлении.
— Никак бегут? — заметил с иронией Власенко.
Кабинет капитана Хойера находился на втором этаже, в самом конце длинного коридора. Поднимаясь по лестнице, полицаи столкнулись с пробегавшим мимо майором, прибывшим днем с проверкой. Оттолкнув с дороги малорослого Сухевича, офицер запрыгал вниз по ступенькам. За ним, едва поспевая, бежал унтер-офицер с чемоданом.
Узнав Матюшина, стоявший у дверей Хойера унтер-капрал молча отступил в сторону. Велев Василию с Семеном оставаться в коридоре и не спускать глаз с часового, Кондрат потянул дверь на себя.
Клаус Хойер был один. Торопливо доставая из сейфа какие-то бумаги, он бегло просматривал их, после чего одни исчезали в прожорливой глотке кожаного портфеля, другие же в стоявшем рядом на столе обыкновенном солдатском ранце. Неожиданное появление полицейского скорее удивило капитана, нежели обрадовало.
— Матьюшин! Ви жив? — выдохнул гитлеровец, точно увидел перед собой привидение. — А мне сказат, что ви…
— Обманули! — перебил его вицефельдфебель. Бросив взгляд в окно, он заметил, как выбежавший из здания майор садится в БТР. — Что, герр капитан, бежим? — не скрывая сарказма, произнес Кондрат: — Где же ваша доблестная армия?
Продолжая изучать папки с документами, Хойер попытался изобразить улыбку:
— Найн, Матьюшин, найн! Нихт бежать…