По степи шагал верблюд

Долгие стоянки располагали к пустословию. В вагонах толкались граждане сомнительного сословия: сверху нарядный фрак, а внизу полотняные портки, заправленные в чуни. В некоторых попутчиках угадывалась солдатская выправка, кое‐кто с явно аристократическими манерами завязывал тонкими пальцами лапти. «Все смешалось, все погибло, – думала Дарья Львовна, брезгливо смахивая мух с несвежего постельного белья. – Кто мог подумать, что огромную империю так легко поставить на колени?» А Жокины мысли бежали в противоположном направлении: «Не такой уж дурак был Артем, когда мечтал о генеральских погонах. Вот оно – то самое время, когда из ничего можно стать всем, как пелось в знаменитой песне французского пролетариата». Если правильно разложить пасьянс, исчезнет колоссальная пропасть, отделяющая его от Полины. Он сможет смело стоять рядом с ней, не краснея, не беспокоясь о своих азиатских скулах и простеньком походном френче.

Поезд несколько раз обгоняли составы с восставшим чехословацким корпусом.

– Зачем им гибнуть на Русской земле? – недоумевала княгиня.

– Они солдаты, они пошли на войну, зная, что могут умереть. Для них есть только одно занятие, вот им и тешатся.

– Неужели у себя не с кем воевать?

– Дашенька, успех всегда опьяняет. – Князь грустно улыбнулся. – Тем более смешанный с запахом крови. Погляди, чешский корпус сметает любое сопротивление. Если белая власть все‐таки вернет свое, то щедро отблагодарит этих панов за содействие.

В разговор вмешался до того молчавший Евгений:

– А вы заметили, что они испытывают капитальную ненависть к венграм. Не такую, как к русским?

– Необъяснимо, но факт. – Княгиня развела руками.

– Почему необъяснимо? Вполне. Это отголосок давней вражды, междусобиц. Она тянется из глубины европейских городов и веков. Теперь венгры примыкают к большевикам, а чешский корпус поддерживает политику белой армии. Вот сколько раз уже случалось, что венгерских коммунистов расстреливали, а местных не трогали, мол, они здесь сами разберутся.

– Все равно, рара, – резюмировала Полина, – я нахожу до крайности странным, что чехи ожесточенно воюют с венграми на Русской земле, тем самым верша судьбу величайшей империи, а русские в это самое время уезжают во Францию.

В начале июля поезд прибыл в Уфу. Накануне чехи под руководством белых офицеров разгромили остатки Красной армии и вышвырнули их из города. Башкурдистан еще раньше объявил свою автономию, собирал армию, устанавливал законы. Правительство этой новой страны, бог весть какой по счету на территории истерзанного российского флага, временно заседало в Челябинске, но войска уже смотрели в сторону, на Екатеринбург.

Шаховские очень удачно пристроились в арьергарде наступающего чехословацкого корпуса, тем самым избежав массы неудобных вопросов. На них косились, но пропускали, признавая своих.

Перед самой Самарой получили известие, что после их отъезда в Сыростане задержали и казнили одного из первых комиссаров Красной армии на Урале Ивана Малышева. Не обошлось без стрельбы, и князь порадовался, что им вовремя удалось уехать. Из Омска поступали самые оптимистичные сведения об армии адмирала Колчака. Некоторые попутчики выходили из поезда вместе с вещами и пересаживались в составы противоположного направления. Новое российское государство со столицей в Омске обещало защиту и созывало под свои знамена патриотов. В Самаре тревожным шепотом передавали известие о казни царской семьи. И сразу все надежды на сибирское правительство рушились, разбиваясь в мелкую водяную пыль.

Самара не порадовала гостеприимством: жить пришлось в меблированных комнатках, больше напоминавших берлогу. Княгиня с дочерью поселилась в одной, а Жока с князем – в другой.

– Нам пора отпустить Эжена, – начал князь за завтраком, опасливо косясь на дочь.

– Что вы, Глеб Веньяминыч, я никуда не поеду, пока не удостоверюсь, что с вами все благополучно, – запротестовал Жока.

– А как ты нам поможешь? Дальше уже авторитет Карпа Матвеича, да и самого Бурлака, не распространяется. Да и власть их закончилась. Кажется.

– Кроме красных, много всякого в пути может повстречаться. Нет, я с вами.

– Эжен, князь прав, – вмешалась Дарья Львовна, – дальше мы поплывем по реке, это спокойная дорога. Будет правильнее, если вы вернетесь домой. Мы и так вам несказанно признательны.

– Да нет же, Дарья Львовна. Это такой карнавал – все может измениться в один миг. Я вас не оставлю.

– Mama, papa, не лучше ли расстаться в Ростове? По крайней мере, Эжен уверенно сообщит, что мы благополучно отбыли. Представляете, как изводится Мануил Захарыч? – Полина вытащила из рукава припрятанный козырь. – И у него язык без костей, всех излишне любознательных заговорит до смерти.

– И в самом деле, я вернусь домой, все начнут спрашивать о вас – и что я им отвечу? Хоть у меня и вправду язык без костей, – Жока беззаботно рассмеялся.

– Что ж, если вас не тяготит эта дорога, то мы рады вашей приятной компании, – улыбнулась Дарья Львовна, но, оставшись наедине, шепнула мужу: – Он боится расспросов о смерти Артема, вот и оттягивает возвращение.