По степи шагал верблюд

В Царицын пожаловали вместе с последней летней жарой. Сумятица и неразбериха сбили романтический настрой, навеянный плаванием. В городе царило беззаконие. Выращенный крупной промышленностью пролетариат зажегся и жаждал поиграть в опасные революционные игры. С территории образовавшегося в мае 1918‐го войска Донского командующий Донской армией генерал Краснов предпринял в июле – августе неудачную первую попытку захватить город. Шаховские не стали задерживаться в Царицыне, наняли широкий потрепанный экипаж и поехали в сторону Дона по беспокойному многолюдному тракту. Деньги за провоз князь отдал немереные, в мирное время на такую сумму все именье полгода могло жить и не знать печали: жечь лампы, запекать гусей с яблоками, распивать заморские вина. Теперь и на доход, и на расход приходилось смотреть другими глазами. Дорога до ближайшей донской пристани не превышала ста верст, за три-четыре дня справным коням следовало довезти путников до места. Это если без спешки. Татарин-возничий Гарифулла прихватил с собой жеребенка:

– Пусть вместе ходить, так спокойно, мирза[63], – пояснил он.

Путешественники поняли, что обитатели царицынских окрестностей боялись нежданных реквизиций, потому предпочитали возить все ценное с собой. Жока иногда садился верхом и скакал рядом с экипажем, поднимая клубы прожаренной августовской пыли, князь тоже не брезговал верховой ездой. Поэтому первый день путешествия вышел скорее беззаботным, чем тревожным.

При приближении сумерек Гарифулла занервничал, начал вертеть круглой седой головой, подгонять усталых кобылок.

– Надо ночевать хорошее место, – пояснил он.

Путешественникам передалось его волнение, они притихли, тоже начали нервно озираться в поисках приюта. Несколько хуторков вдоль дороги не привлекли внимания татарина. Сиреневая темень уже пробиралась из лесной чащи в долину.

– Стой, стой! Приехали! – Из-за поворота выбежал растрепанный босой мужик с корягой в руках. – Дальше дороги нет.

Шаховский приготовил обрез, Жока слез с коня, нащупывая под рубахой наган.

– Тама анархисты всех останавливают. Не надо тудыть. Вертай лошадей.

Верить или не верить этому персонажу русских народных сказок? Кто он? А если верить, то куда именно поворачивать?

– Что надобно тем анархистам? Денег? Имущества?

– Ничем не гнушаются, все забирают, и житуху тож, – поделился мужик.

При этом он не выглядел огорченным: то ли радость избавления от напасти так на него действовала, то ли просто-напросто кровь вскипела от нетривиальных приключений.

Евгений наклонился к князю и вполголоса поделился своим планом:

– Я поскачу вперед, разузнаю, что к чему, а вы пока тут подождите.

– Чего ждай? Не надо назад ехай, – выступил возница, который, оказывается, все слышал. – Лошадь устала, назад не доехай. Надо ночевать.

– Не надо спешить. Мы толком не понимаем, кто этот человек. Постоим немного, сзади движутся экипажи, нас догонят, вместе примем решение, – предложил Глеб Веньяминыч.

– Хорошо, но я все же проскачу с полверсты, – настаивал Евгений. Испуганные дамы не вмешивались в разговор. Мужик с корягой тем временем снова растворился в лесу.

Жока вскочил на неоседланного жеребца и, озираясь, порысил по дороге, делавшей в этом месте плавный поворот. Через пять минут он уже скрылся из глаз. Гарифулла сохранял странное спокойствие – очевидно, такие сюрпризы ему встречались не впервой. Через полчаса возле Шаховских собралось уже три экипажа, с десяток конных, почти все мужчины запаслись оружием. Некоторые попутчики из местных рассказывали, что какие‐то бандиты орудовали в лесах между Волгой и Доном и называли себя анархистами, хотя по факту просто-напросто разбойничали на большой дороге. Стоило ли их бояться? Да в пути всегда чего‐нибудь стоило опасаться, хотя бы того, что лошадь обезножит. Потихоньку возобновили движение.

– Там кавалерийский разъезд кого‐то задержал – наверное, спутал карты бандитам, – сообщил подъехавший Жока, – повезло нам. Лучше бы не расставаться с попутчиками.

На том и решили. Большое село, где остановились на ночлег, уже пообвыклось с Гражданской войной, на подходах к нему с обеих сторон стояли телеги, нагруженные мешками с песком, за ними караулили патрульные из числа добровольцев. В провалах между мешками торчали ружья.

– Нам лишние хлопоты не нужны, – сказал высокий дядька со сдвинутыми к переносице бровями, – коли мирный человек, проходи.

Расположились в низкой крестьянской избе, желтевшей свежей соломенной крышей. В качестве оплаты ушла куча ассигнаций, которые хоть и вышли из употребления, но все равно принимались в оплату несознательными и запасливыми. На эту сумму в другое время можно было оплатить постой в самой фешенебельной петербургской гостинице.

– Вот ты спрашивала, Дашенька, не вернуться ли нам, – вполголоса вещал Глеб Веньяминыч после ужина из молодой картошки с зеленью, сдобренной постным маслом, тугой, напитанной еще не выветрившимися соками земли, не то что мягкая безвкусная вата, которой та же картоха становилась к весне.