По страницам "Войны и мира"

стен изменить желание царя.

«— Впрочем, если прикажете, ваше величество, — сказал Кутузов, поднимая голову и снова из-

меняя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.

Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказа-

ние к наступлению».

35

Все, что произошло дальше, свершилось быстро. Не успели русские войска пройти полверсты,

как столкнулись с французами. «Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов

предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг неожиданно перед нами».

Князь Андрей, увидев это, понял, что наступил его час. Он подъехал к Кутузову. . «Но в тот же

миг все застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от кня-

зя Андрея закричал: «Ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу все

бросились бежать».

Бегство было так страшно, так чудовищно, что даже Кутузов — единственный человек, еще вче-

ра понимавший обреченность русских и австрийцев в этом сражении, — даже Кутузов был потрясен.

«Несвицкий, с озлобленным видом, красный и на себя непохожий, кричал Кутузову, что ежели он

не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал

платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.

—

Вы ранены? — спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.

—

Рана не здесь, а вот где! — сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая

на бегущих.

—

Остановите же их! — крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было

их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.

Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад».

Среди полного безумия, охватившего всех, князь Андрей Болконский делает то, что задумал еще

перед боем.

«— Ребята, вперед! — крикнул он детски-пронзительно.

«Вот оно!» — думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль,

очевидно направленных именно против него. Несколько солдат упало.

—

Ура! — закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед

с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.

И действительно, он пробежал один только несколько шагов».

Подвиг князя Андрея не мог изменить хода сражения. Когда молодой Наполеон Бонапарт взбе-

жал со знаменем на Аркольский мост, за ним шли солдаты, только на мгновение заколебавшиеся. При

Аустерлице дело было не в минутном колебании — исход боя был предрешен.

Может быть, князь Андрей даже и понимал это, бросаясь вперед со знаменем в руках. Он ведь

еще вчера думал, что этот день принесет ему гибель. Но он не мог поступить иначе: единственный

способ избавиться от стыда, от своего личного позора был для него в том, чтобы остаться честным и

мужественным, когда все бегут.

Кутузов понял это. Позже, когда все кончилось, он писал отцу князя Андрея: «Ваш сын, в моих

глазах... с знаменем в руках, впереди полка пал героем, достойным своего отца и своего отечества».

Описывая подвиг князя Андрея, Толстой не произнесет ни одного возвышенного слова — эти

слова возникнут только в письме Кутузова, от его лица. А сам автор пишет о происходящем нарочито

просто, подчеркивая тяжесть знамени, которое князю Андрею так трудно удержать, что в конце концов

он уже бежал, «волоча его за древко», и ранение князя

Андрея происходит вовсе не величественно: «Как бы со всего размаха крепкою палкой кто-то

из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову».

Это — война, как ее видит Толстой, с кровью и грязью, с болью и страданиями; война без

прикрас; и самого благородного, возвышенного человека она грубо бьет, как палкой, он падает на

спину и ничего уже не видит над собой, «кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизме -

римо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками».

А на правом фланге Багратион делает в это время то, что не удалось сделать Кутузову вбли-

зи царя, — оттягивает время, чтобы сохранить свой отряд. Он посылает Ростова найти Кутузова (а

Николай мечтает — царя) и спросить, пора ли вступать в бой правому флангу. Багратион наде -

ялся, что посланный вернется не раньше вечера...

До сих пор мы видели битву глазами князя Андрея, который с горечью понимал, что происхо-

дило перед ним. Теперь Толстой передает наблюдательную позицию ничего не понимающему, востор-

женному Ростову.

Отправившись разыскивать Кутузова «в том расположении духа, в котором все кажется легко,

весело и возможно», он и представить себе не мог, что на левом фланге все бегут. Он «ничего не мог

ни понять, ни разобрать из того, что делалось», и поддерживал в себе бодрость одной мыслью, очень

для него характерной: «Уж как это там будет, не знаю, а все будет хорошо!»

36

Навстречу ему скачут кавалеристы — в атаку на французов, и Борис Друбецкой встречается

ему, счастливо оживленный участием в атаке... И Берг останавливает Ростова фантастически нелепым

рассказом о том, как он, раненный в правую руку, взял шпагу в левую: «В нашей породе фон Бергов,

граф, все были рыцари...»