скоро узнали; не было, главное, фашизма — но почему же тогда в землянках и госпиталях сорок
первого года, при блокадных коптилках люди читали «Войну и мир», как самую сегодняшнюю, сию-
минутную книгу, и почему любимым стихотворением всех поголовно — от первоклассника до генера-
ла — долгие четыре года войны было лермонтовское «Бородино»?
Чем больше я думаю об этом, тем острее понимаю, что общее было — не в видах оружия, не в
скорости передвижения войск; Толстой понятия не имел о пулеметах, «катюшах» и лагерях уничто-
жения, но он написал и о нас, потому что знал п р о ч е л о в е к а такое, чего хватило на сто с чет-
вертью лет, и когда началась наша война, оказалось, что Толстой заложил в каждого из нас что-то
очень важное, о чем мы до той поры не догадывались, и мы бросились к нему — черпать и черпать из
неиссякаемого источника его книги душевные силы, стойкость и то сложное чувство, которое называет-
ся патриотизмом.
Война вошла в жизнь людей неожиданно — хотя ее ждали, о ней говорили, —
она всегда неожиданна, и люди не сразу впустили ее, еще продолжали держаться за старое. Пьер,
уже высчитав, что он должен убить Наполеона, по-прежнему ездил в клуб и позволял себе радость
иногда обедать у Ростовых; Наташа пела и мучилась вопросом, не стыдно ли это после всего, что с
ней произошло; но война уже приблизилась к дому Ростовых с бумагами, засунутыми Пьером за под-
кладку шляпы; она — в блестящих глазах Пети, в страхе старой графини за сына, в тоненьком ста-
рательном голосе Сони, читающей вслух царский манифест: обращение царя к народу. .
Ее слушают по-разному: Пьера поразило, что царь обещал «стать посреди народа... для сове-
щания и руководствования» — ему кажется, что теперь, перед лицом опасности, Александр I, может
быть, выслушает своих подданных, посоветуется с ними: Пьер, как и прежде, мечтает о справедливо-
сти, о демократии и добре... Старый граф растроган, его легко растрогать, он повторяет: «Только
скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем», вовсе не предпола гая, что младший
сын воспримет эти слова всерьез: «Ну теперь, папенька, я решительно скажу — и маменька тоже,
как хотите, — я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу. .
вот и все...»
Для старой графини все происходящее значит только одно: Петя в опасности. Петя, младший,
маленький...
И все эти разные и сложные чувства выражает Наташа: «Вам все смешно, а это совсем не шут-
ка...»
Читая эту сцену, я всегда вспоминаю начало Шенграбенской битвы и общее выражение всех
лиц — от солдата до князя Багратиона: «Началось! Вот оно!» Здесь, за еще мирным обедом в доме
Ростовых, приходит к ним война: «Началось! Вот оно!..» — и уже не вернуться к прежнему душевно-
му состоянию, война уже бесповоротно завладела этой мирной семьей.
Не случайно н а з а в т р а жизнь начинает идти с бешеной скоростью, непривычной для патриар-
хальных Ростовых. Петя побежал смотреть на приехавшего царя, в толпе его чуть не раздавили: все
было вовсе не так, как представлялось Пете, но стремление его идти на войну ничуть не уменьши-
лось.
Еще через день было дворянское собрание. «Все дворяне, те самые, которых каждый день
видал Пьер то в клубе, то в их домах, — все были в мундирах, кто в екатеринин ских, кто в Пав-
ловских, кто в новых Александровских, кто в общем дворянском» — и в этом тоже была война. Ника-
кого совещания с дворянами не было, были сначала обычные разговоры и споры, потом быстро соста-
вилось постановление московского дворянства: каждый обязывался представить в армию своих кре-
постных и полное их обмундирование; потом — короткая растроганная речь царя.
68
Нигде ни разу Толстой не сказал от себя, от автора, ни одного громкого слова, — наоборот,
он посмеивается над теми, кто эти громкие слова произносит; у него никто как будто и не думает
о России, а каждый — о себе: растроганные встречей с царем купцы и дворяне пожертвовали отече-
ству большие суммы, а назавтра «сняли мундиры... и удивлялись тому, что они наделали».
Но из этого ничем не приукрашенного описания будней почему-то возникает ощущение спокой-
ной и величественной силы, которая спасет Россию. Как складывается это ощущение? Наташа со
своим «это совсем не шутка»; Петя, рвущийся в армию; два плачущих купца: толстый и худой; ста -
рик Ростов, который после встречи с царем «тут же согласился на просьбу Пети», — каждый из
этих людей сам по себе, у каждого своя жизнь, свои мечты и заботы; но вот настал час, когда
они оказались все вместе; и для каждого из них важнее всего на свете стало то, о чем вчера не ду -
малось, но что сегодня соединило их друг с другом.
А князь Николай Андреевич Болконский после отъезда сына заболел, не выходит из кабине-
та, не допускает к себе ни дочь, ни француженку; его дом все еще живет прежними внутренними от-
ношениями: умный старик — профессиональный военный — не дает себе труда задуматься о том, что
происходит в его стране, и княжна Марья до сих пор не понимает, что это за война.
«Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жесто-