По страницам "Войны и мира"

кает князь Андреи, освещенный пламенем пожара, — даже это не странно: здесь должен быть

князь Андрей, «в плаще, верхом на вороной лошади», с бледным и изнуренным лицом; он должен

вот так, «приподняв колено... писать карандашом» записку отцу. Все сметено, война идет по Смолен-

ску, и только один человек остается неизменным в этом безумном, полыхающем мире.

«— Вы полковник? — кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Ан-

дрею голосом. — В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы от-

ветите, — кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных

войск первой армии...»

От этого «помощника начальника штаба левого фланга» душу переворачивает. Ничего, ни-

чего он так и не понял, как не понял и его друг Друбецкой; у Берга в этой войне «место весьма

приятное и на виду»; он не понимает, зачем зажигают дома; где ему — чистому и розовому — до

толстого, красного, черного Ферапонтова!

А князь Андрей, который семь лет назад кричал на Жеркова за глупые шутки, сегодня не кричит

на Берга: он его не замечает, не слышит.

«— Урруру! — вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от

сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измучен-

ные лица людей, стоявших вокруг пожара...

— Это сам хозяин, — послышались голоса».

Князь Андрей — с ними, с этими людьми, сжигающим» свой хлеб, с купцом Ферапонтовым,

и нет ему дела до Берга; забота у него — Россия.

После того, что князь Андрей видел в Смоленске, его уже не может удивить то, что он замечает,

отступая со своим пол ком по большой дороге, мимо Лысых Гор: «Оставшиеся на корню хлеба сго-

рали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным

солнцем лугам... Солнце представлялось большим багровым ша ром. Ветра не было, и люди задыха-

лись...»

;

Это — война. Но и на войне люди остаются людьми. Заехав в свое разоренное поместье, князь

Андрей увидел двух крестьянских девочек, воровавших сливы в барской оранжерее. Они испугались

71

барина, и князь Андрей тоже «испуганно-поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что

он их видел». После встречи с девочками был еще пруд, в котором «с хохотом и гиком» купались

солдаты — «весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно». Грустно по-

тому, что война разрушает не только дома и амбары, она идет по человеческим жизням, и все эти

люди весело барахтающиеся в пруде, завтра могут погибнуть, и девочки со сливами тоже, война

не пощадит никого.

Но люди уже и не хотят пощады. Одна забота владеет этими веселящимися в грязном пруде

солдатами, и купцами, жгущими свой хлеб, и полководцем Багратионом. Рискуя заслужить гнев

царя или всесильного Аракчеева, он все-таки после оставления Смоленска пишет Аракчееву письмо —

прекрасное письмо не знакомого с дипломатией солдата: «Больно, грустно, и вся армия в отчаянии,

что самое важное место понапрасну бросили... Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы по-

мириться, боже сохрани!.. Ежели уж так пошло — надо драться, пока Россия может и пока люди на

ногах... Скажите, ради бога, что наша Россия — мать на ша — скажет, что так страшимся и за

что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и

посрамление...»

Что такое Россия — мать наша? Разоренный дом в Лысых Горах, девочки со сливами; Ната-

ша, изменившая князю Андрею с Анатолем, сестра, сын, старик отец — вот Россия князя Болконско-

го. У Ферапонтова она другая, у Багратиона — третья, но у всех одна, и все они: князь Андрей и

Алпатыч, Николай Ростов в своем полку и Пьер в Москве; человек во фризовой шинели, радую-

щийся пожару Смоленска, и стиснутый московской толпой Петя Ростов; купающиеся солдаты и ге-

нерал Багратион — все они знают теперь: пришел час, когда стало важно только одно — общая

судьба всех, судьба Отечества.

5. КНЯЖНА МАРЬЯ БОЛКОНСКАЯ

Война не дала спокойно умереть старому князю Николаю Андреевичу Болконскому. Та ночь,

когда он заставил себя прочесть письмо сына и понять, что французы в четырех переходах от его

дома, — та ночь не прошла даром. Ста рый генерал «как бы вдруг опомнился от сна» и погрузил -

ся в. лихорадочную бессонную деятельность: собирал ополченцев, вооружал их, писал военачаль-

никам... Силы его кончились внезапно: князь собирался ехать к главнокомандующему; он «в мунди-

ре и всех орденах, вышел из дома...» Так его и привели — почти принесли — обратно в дом через

несколько минут, «маленького старичка в мундире и орденах», и княжна Марья со страхом увидела,

что «прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорно-

сти».

Князь Андрей не знал, что случилось. Он думал, что отец и сестра в Москве, а на самом

деле они уехали в Богучарово, лежавшее на дороге, по которой приближались французы. Князь Ан-

дрей получил известие, что отец его болен, но не понимал, к а к болен. Он не видел и не слышал