По страницам "Войны и мира"

хальная семья Ростовых — бездомному, несмотря на свое богатство, Пьеру. Контрастны женщины:

Элен и Наташа, Наташа и Соня, княжна Марья и Соня, Наташа и княжна Марья...

Резко контрастны исторические деятели: Барклай и Кутузов, Наполеон и Александр I, Кутузов

и Наполеон. И, может быть, самый резкий контраст в том, как рисует Толстой Кутузова и Александра

I. Никакой прямой насмешки над царем Толстой не допускает. Наоборот, царь у него красив, обая-

телен. Но уже в первой войне он становится жалок рядом с обрюзгшим и бессильным, но величе-

75

ственным и непокорным Кутузовым. А в войне Отечественной Кутузов затмевает царя именно своей

естественностью — качеством, которое больше всего ценит в людях Толстой.

Да, он стар и немощен, он слушал доклады генералов «только оттого, что у него были уши,

которые, несмотря на то что в одном из них был морской канат, не могли не слышать...» Но он побе-

ждает царя «своею опытностью жизни» — и не случайно Толстой именно в главах, предшествующих

Бородинскому сражению, заставляет Кутузова решать те же вопросы, которые уже решал на наших

глазах царь.

Мы помним трагедию Денисова и попытку Ростова спасти своего друга, и ответ царя: «...пото-

му не могу, что закон сильнее меня...» Денисов был обвинен в мародерстве на том основании, что си-

лой взял провиант для своих солдат.

Теперь Кутузову представляют бумагу, требующую наказания армейских начальников за то, что

солдаты скосили зеленый овес на корм лошадям.

Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.

— В печку... в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, — сказал он, — все эти дела в

огонь. Пускай косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыс-

кивать не могу. Без этого нельзя...»

Через несколько дней красноносый капитан Тимохин расскажет Пьеру: «Ведь мы от Свенцян

отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что... В нашем полку под суд двух офице-

ров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет уви да-

ли...»

И Барклай, отдавший под суд офицеров «за этакие дела», и царь, отказавший Денисову в

помиловании, объективно правы: сено, овес и дрова принадлежат помещикам, их нельзя брать

самовольно. Провизия, которую отбил Денисов, кому-то предназначалась — как же он мог ее взять?

Но ведь и Берг по существу прав, когда кричит, что нельзя жечь дома, — действительно, нельзя —

в мирное время. А на войне — другие законы, и это знает Кутузов. Его «в печку... в огонь» — спра-

ведливо, а царская верность закону оборачивается несправедливостью и жестокостью.

Несколько недель назад «князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив

остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии». Теперь Кутузов предлагает

ему остаться в штабе, и князь Андрей снова отказывается.

«Умное, доброе и вместе с тем тонко-насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузо-

ва. Он перебил Болконского:

— Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков

всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках,

как ты...»

Для царя, как и для Наполеона, главное — он сам, его неповторимая личность. Отказ служить

при его особе делает важное, чем прислуживание его императорскому величеству! Для Кутузова глав-

ное — война, и как ни огорчает его отказ князя Андрея, он признает правоту Болконского.

Умение признать правоту другого — то, чего лишен царь и чем наделен Кутузов.

Но и это еще не все — Кутузов умеет чувствовать за других людей, понимать их. Поэтому он

так ласков с Денисовым, хотя не очень вслушивается в его план партизанской войны. Поэтому назы-

вает и Денисова, и своего адъютанта, и князя Андрея голубчиками (совсем как маленький капитан

Тушин), поэтому так жалеет князя Андрея, потерявшего отца, и находит те единственные слова, ка-

кими сейчас можно утешить Болконского: «Я тебя с Аустерлица помню... Помню, помню, с знаме-

нем помню...»

Этой способности понимать других людей начисто лишен у Толстого Наполеон, занятый со-

бой, всегда переполненный собой. Поэтому он терпит поражение, встретясь с пронырливым денщиком

Ростова (а раньше — Денисова) Лаврушкой.

Хитрый, вечно полупьяный Лаврушка умеет найти выход из любого положения. Позже, по-

пав с Ростовым в Богучарово и увидев бунтующих мужиков, он мгновенно поймет ситуацию:

«— Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! — бессмысленно, не своим голосом заво-

пил Ростов, хватая за ворот Карпа. — Вяжи его, вяжи! — кричал он, хотя некому было вязать его,

кроме Лаврушки и Алпатыча.

Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.

— Прикажете наших из-под горы кликнуть? — крикнул он».

Никаких «наших» под горой не было, и это отлично знал Лаврушка, как и Ростов. Но бунт был

подавлен мгновенно, и староста сам снял с себя кушак, «как бы помогая» себя связать.

76

Перехитрить темных мужиков — не такое уж трудное дело. Но несколькими днями раньше

Лаврушка обвел вокруг пальца властелина всей Европы.