По страницам "Войны и мира"

сут к санитарной палатке, и там, потеряв сознание от мучительной боли и очнувшись, «в несчаст-

ном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Кураги-

на». Столько месяцев князь Андрей гонялся за этим человеком — и вот он перед ним, но нет прежней

ненависти: «восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце».

Потому ли все так изменилось, что князь Андрей — на грани смерти? Или потому, что на вой-

не все оборачивается иначе, чем в мирной жизни? Или, как думает он сам, только теперь, когда уже

поздно, открылась ему та терпеливая любовь к людям, которой учила его сестра! Никто не может от-

ветить на эти вопросы, но когда впервые читаешь «Войну и мир» и по этой книге узнаешь войну,

только здесь, в санитарной палатке, начинаешь вполне разделять ненависть Толстого к безжалостной

кровавой бойне.

А Наполеон в это время, «желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и

охриплым голосом... сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы... Он с бо-

лезненной тоской ожидал конца того дела, которого считал себя причиной, но которого он не мог оста-

новить». (Курсив мой. — Н. Д.)

Здесь впервые Толстой показывает его естественным. Накануне битвы он долго и с удовольстви-

ем занимался своим туалетом, затем принял приехавшего из Парижа придворного и разыграл не-

большой спектакль перед портретом своего сына...

Зовет он любезного сына,

Опору в превратной судьбе;

Ему обещает полмира,

А Францию только себе.

Но в цвете надежды и силы

Угас его царственный сын...

Трагедия отца, обреченного на разлуку с ребенком, была особенно понятна и близка Лермонто-

ву, с детства оторванному от своего отца. Но и другие писатели жалели Наполеона, страстно любив-

шего своего сына и потерявшего его. О горе императора было написано немало стихов, пьес, расска-

зов.

Толстой знает, что впереди — остров Святой Елены и вечная разлука с сыном, что сын умрет

юным. Но он не жалеет Наполеона. Ему кажется напускной, фальшивой эта выставленная напоказ от-

цовская любовь. Толстому ближе сдержанные чувства; его оскорбляет то, что Наполеон любуется пор-

81

третом сына чуть ли не на глазах всей армии. Открытые проявления любви представляются ему недо-

стойным спектаклем.

Для Толстого Наполеон — воплощение суетности, той самой, которую он ненавидит в князе

Василии и Анне Павловне, той самой, какую считает худшим качеством человека. Настоящий человек,

по мнению Толстого, не должен заботиться о впечатлении, которое он производит, а должен спокойно

и величественно отдаться воле событий. Таким он рисует Кутузова.

«Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром

лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжений, а

только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему».

Наполеону посвящены семь глав из двадцати, описывающих Бородинскую битву. Кутузову —

только одна. Наполеон во всех этих главах напряженно-деятелен: он одевается, переодевается, прини-

мает посланцев из Парижа и Мадрида, отдает распоряжения, диктует приказ по армии, дважды объез-

жает позицию, заботится о рисе, который должны выдать гвардейцам... В разгар сражения к нему «бес -

престанно прискакивали... его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе

дела». Он отдавал распоряжения — и все-таки чувствовал, что проигрывает ту игру, в которой все-

гда был удачлив.

Кутузов сидит на одном месте и как бы дремлет. Ему тоже привозят донесения, но он выслу-

шивает их и не отдает никаких приказаний. «Поезжай... и подробно узнай, что и как», — говорит он

адъютанту. «Съезди, голубчик... посмотри, нельзя ли что сделать», — просит Ермолова. Когда во-

круг него начинают слишком уж ликовать, он, улыбаясь, говорит, что лучше подождать радоваться.

Но когда ему сообщают, что войска разбиты и бегут, Кутузов, нахмурившись, кричит: «Как

вы... как вы смеете!..» — и снова кричит, задыхаясь, чуть не плача, крестясь: «Неприятель побежден,

и завтра погоним его из священной земли русской...»

Наполеон отказался завтракать и грубо выругался, когда ему осмелились вторично предло-

жить подкрепиться. Кутузов в разгар событий «с трудом жевал жареную курицу» и едва не заснул

на своей скамье, но он знал то, чего не знал Наполеон: «что решают участь сраженья не распоряже-

ния главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та

неуловимая сила, называемая духом войска», о которой еще вчера говорил Пьеру князь Андрей.

Эта сила, по мнению Толстого, определила нравственный исход сражения. Наполеон приказал

направить двести орудий на русских — ему доложили, что приказ выполнен, «но что русские все

так же стоят.

— Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, — сказал адъютант».

Вот с этого момента и Наполеон, и вся его армия постепенно начали испытывать «чувство