По святым местам

Я сидел и размышлял. Вот если живешь в деревне и ходишь в единственный, какой Бог послал, храм, проблем нет. А вот в большом городе, как например в Москве, где сейчас 300 храмов, возникает вопрос: в какой храм ходить? Если по принципу, который ближе, то можешь не всегда в точку попасть. Советов по этому поводу мне никто не давал, но я больше тянулся в такие храмы, которые никогда не закрывались, основательно не грабились и дотла не разорялись врагами Христовыми. Но все же и там мне было не по душе. Особенно претило концертное пение с его бесчинными воплями, при котором невозможно настроиться на благоговейное внимание к церковной службе, а еще мне не нравилась общая исповедь, после которой как пришел грешником, так и ушел. Стал я ходить по монастырям и монастырским подворьям. Нет, чтобы зашорить себя и принимать все как есть, так нет же, подобно разборчивой невесте я браковал какую-то кисло-сладкую безмятежную монастырскую атмосферу, постные лица гладких монахов и монахинь, многоплотие архимандритов и наместников, клиническую чистоту помещений, множество ковров и цветов, изысканную барочность нарядных храмов. И еще я заметил много суетливо бегающих молодых людей в подрясниках, с озабоченными лицами и печалью в глазах. Все они были поджарые и быстры на ногу и мельтешились с раннего утра до вечера. И особенно меня поражало, что все силы этих послушников и трудников и физические, и духовные были растрачиваемы на приумножение материальных монастырских благ, на стремление часто непосильным трудом приумножить степень комфортабельности проживания в монастыре, бесконечное наружное украшательство. И все это делалось, казалось, в ущерб духовному возрастанию и совершенствованию. А я, читая Евангелие, всегда понимал, что главное – максимально трудиться для получения духовного плода и минимально для угождения плоти: толькотолько, чтобы ее прокормить, но не баловать и не нежить.

Старообрядческие угрюмые начетчики, с которыми я тоже свел знакомство на Преображенском кладбище, перебирая кожаные лестовки и ворочая древние пудовые с медными застежками книги, сами заросшие, как лешие, власами и апостольскими брадами, пытливо смотря мне в глаза, говорили, что тело наше – Марфа, а душа – Мария, избравшая благую часть.

Все монастыри не похожи друг на друга, все они разные, в некоторых – братия, а в некоторых – братва, еще одной ногой стоящая в миру. Одни монастыри носят облик Марфы, другие – Марии. В монастырях Марфы на устах власть предержащих всегда одна и та же присказка: «Послушание выше поста и молитвы». За этой поговоркой нет высокого духовного авторитета. Эту поговорку выдумала рачительная Марфа со своей неистребимой заботой о чреве, чтобы оттеснить благочестивую Марию от поста и молитвы и возвратить строптивую, сидящую у ног Божественного Учителя, к кастрюлям и сковородкам. В этих монастырях трудники, послушники и монахи с утра до вечера ломят разные разумные, а часто просто суетные послушания для украшения, процветания и обогащения монастыря, т. е. они приобретают внешнее, накопляют мирское, а о душе своей за неимением времени не заботятся. Гладкие наместники, в хозяйственном раже, оглядев монастырские угодья строгим зраком, подгоняют и поощряют их, выделывая из них не постников и молитвенников, а послушных покорных тружеников, которые к вечеру только и мечтают как бы скорее добраться до койки, свалиться и храпеть в мертвом тяжелом сне. Вот почему те, которые искали в монастыре духовной врачебницы, школы Христовой, бегут от рачительной Марфы на деревенские приходы, да еще и умножая аскетическое братство пустынников, которые положили в основу своей жизни слова Христа:

«В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10, 38–42).

Итак, от сытых монастырских коммун, где на трапезе поставляется жирный творог со сметаной, сладкие коврижки и чревосокрушительные пироги, которые я сам, грешник, вкушал и отваливался от стола с выпученными глазами и настолько тугим чревом, что уже и для души-то едва находилось место… вот оттуда-то истинные Божии поклонники и молитвенники бегут в скиты, пустыни, на деревенские приходы, где припадают к обильной духовной пище, посту приятному и вожделенной молитве.